Царь Борис Годунов - Дмитрий Лисейцев

Самой неоднозначной персоной в составе следственной комиссии был боярин князь Василий Иванович Шуйский. Направление этого человека в Углич для проведения расследования само по себе как будто отводит от правителя Бориса подозрения в причастности к убийству. Шуйские, как было сказано выше, не так давно были соперниками Годунова в борьбе за власть. Потерпев в ней поражение, они оказались в опале, а глава этого боярского клана, князь Иван Петрович Шуйский, вероятно, был убит в ссылке по приказу Бориса Годунова. Из опалы в Москву князь Василий Иванович Шуйский был возвращен в 1591 г. и вскоре после того назначен в состав следственной комиссии, отбывшей в Углич. Сторонники версии о невиновности Бориса Годунова пишут о том, что правитель, будь он причастен к смерти царевича, не включил бы в состав комиссии своего недоброжелателя. Однако не следует забывать и о том, что князь Василий Шуйский состоял с Борисом Годуновым в свойстве – брат Василия Шуйского, князь Дмитрий Иванович, как и Годунов, был женат на дочери Малюты Скуратова. Кроме того, только что возвращенный из ссылки князь Шуйский мог и не решиться выступить против Годунова, поскольку это было сопряжено с риском новой опалы.

Василий Шуйский. Портрет из «Титулярника» 1672 г.

Шуйский пережил и Бориса Годунова, и всех членов следственной комиссии. За 15 лет после расследования угличских событий он успеет несколько раз кардинально поменять свои показания относительно того, что случилось с царевичем. В 1591 г. он озвучил версию, полностью удовлетворявшую Бориса Годунова, – Дмитрий Иванович по неосторожности сам перерезал себе горло, а Нагие злонамеренно организовали в городе мятеж. В 1605 г., после смерти Годунова, когда к Москве приближались войска Лжедмитрия I, Василий Шуйский внезапно покаялся перед народом, сообщив, что в Угличе погиб вовсе не царевич, а другой ребенок; сам же царевич Дмитрий, младший сын Ивана Грозного и законный наследник престола, спасся и вот-вот сядет на отеческий трон. Правда, чуть позже Шуйский неосторожно заявит: «Черт это, а не настоящий царевич; вы сами знаете, что настоящего царевича Борис Годунов приказал убить!» За эти вырвавшиеся у него в досаде слова Василий Шуйский едва не был казнен и, взяв на плахе свои слова назад, был помилован. Но спустя несколько месяцев он, свергнув Лжедмитрия I, вновь вернется к прежней версии о том, что настоящий царевич Дмитрий пал жертвой властолюбия Бориса Годунова. Более того, объявленный чудотворцем царевич по инициативе воцарившегося Василия Шуйского был причислен к лику святых.

Какая же из трех озвученных Шуйским версий была правдой? Все они были провозглашены князем Василием Ивановичем в обстоятельствах, заставляющих сомневаться в его искренности. В 1591 г. он сказал то, что от него желал услышать всесильный правитель Борис Годунов. В 1605 г. жителям Москвы, с восторгом ждавшим воцарения младшего сына Ивана Грозного, Шуйский пролил бальзам на душу заявлением о «чудесном спасении» царевича. В 1606 г., придя к власти, он своим заявлением категорически провозгласил своего предшественника самозванцем, а заодно бросил тень на Бориса Годунова, объявленного убийцей настоящего царевича. И лишь однажды, вскоре после вступления Лжедмитрия I в Москву, с уст Василия Шуйского слетели слова, которые, надо полагать, были искренними, поскольку сказаны были не на публику: «Черт это, а не настоящий царевич; вы сами знаете, что настоящего царевича Борис Годунов приказал убить!» Не исключено, правда, что подобного рода несдержанность Василий Шуйский продемонстрировал и ранее. Во всяком случае, по возвращении из Углича он на несколько месяцев пропадает из поля зрения исследователей. Мы не видим его среди воевод, назначенных командовать полками при отражении крымского нашествия (хотя его товарищи по следственной комиссии Андрей Клешнин и Елизарий Вылузгин в это время числятся вместе с Борисом Годуновым в составе Большого полка, действовавшего против Гази-Гирея). Не упоминается Василий Шуйский и среди участников разного рода дворцовых церемоний. И лишь 21 ноября 1591 г., «во Введеньев день», мы видим его в числе тех, кто был у государева стола, т. е. присутствовал на царском праздничном пиру.

О причинах временного исчезновения Василия Шуйского из числа участников придворных церемоний можно только гадать. Что же касается вердикта следственной комиссии, то он вполне удовлетворил правительство Бориса Годунова. Царевича признали жертвой пусть и неумышленного, но все же самоубийства. Жителей Углича, убивших ни в чем не виновного дьяка Михаила Битяговского, обвинили в бунте: активных участников беспорядков казнили, 60 семей угличан отправили в Западную Сибирь, населив ими только что построенный Пелымский острог. На Нагих, подбивших население города на мятеж, возложили государеву опалу: их также разослали в ссылку по дальним городам. Наказан был и колокол Спасского собора, поднявший народ на бунт: в наказание за это его сбросили с колокольни, отрубили ему «ухо» и «язык», публично высекли кнутом (колокол получил 12 ударов), а затем отправили в ссылку в Сибирь (ссыльные угличане несли его на себе). Спасский колокол доставили в новую столицу Сибири – Тобольск, где по приказу местного воеводы на нем сделали надпись: «Первоссыльный неодушевленный с Углича». И лишь через 300 лет колокол вернули обратно в Углич.

Царевич «вернулся» намного раньше. Его имя долго еще оставалось средством борьбы за власть. Призрак «воскресшего» царевича впервые мелькнет в воображении москвичей в 1598 г., сразу после смерти царя Фёдора Ивановича. Тогда кто-то распустил слух о том, что Борис Годунов держит у себя на дворе самозванца, очень похожего на покойного Дмитрия Угличского, чтобы с его помощью удержать в руках власть над страной. Во время голода 1601–1603 гг. слухи о «чудесном спасении» царевича будут звучать уже вполне отчетливо; Бориса Годунова, не скрываясь, станут обвинять в попытках убить отрока царской крови. Именно тогда и появился первый самозванец, присвоивший себе имя покойного ребенка и заявивший на этом основании о своих правах на царский венец. Испуганный таким оборотом дел Борис Годунов станет обличать самозванца, а потом и вовсе перейдет к доводам, опровергающим права царевича на престол, если бы тот каким-то чудом и оказался жив. В грамоте, отправленной в 1604 г. императору Священной Римской империи Рудольфу II Габсбургу, Годунов будет уверять, что настоящий царевич Дмитрий «родился от седьмой жены, взятой по склонности, но вопреки всем законным правилам церкви». Год спустя самозванец, называвший себя царевичем Дмитрием, одержав верх в борьбе за власть, станет виновником гибели семьи Бориса Годунова. А еще через год ставший царем Василий Шуйский, который так долго не мог определиться с ответом на вопрос о том, что же произошло в Угличе 15 лет назад, очень кстати для себя «обретет» нетленные мощи царевича (поговаривали, что останки мертвого ребенка заменили свежим трупом специально для этого купленного мальчишки, стрелецкого сына). Вокруг тела нового чудотворца как по заказу начнутся «чудесные исцеления». Но главного чуда, которого ожидали от мощей Дмитрия Угличского, не случилось – вскоре появился второй, а за ним и третий самозванец, прикрывающий именем мертвого царевича свои притязания на верховную власть в Московском царстве… Удивительно, с какой легкостью и цинизмом во все времена политики пользуются детскими смертями. Вспомним хотя бы Павлика Морозова, из которого официальная пропаганда сделала сначала «пионера-героя», умершего за идеалы социализма, а затем, при смене политической конъюнктуры, превратила в символ доносительства и предательства. Но, видимо, прав был Ф. М. Достоевский – «Счастье всего мира не стоит одной слезы на щеке невинного ребенка».