Огонь его ладоней - Ната Чернышева

— Никому не рассказывайте. И никому не показывайте. Совсем никому.

— Ладно, — сдалась я, пряча вещицу. — Но все равно…

— Без обязательств, — повторил он. — На удачу.

— Все равно, — сказала я твердо. — Не надо ни на что рассчитывать! Я вам благодарна, вы меня спасали много раз, все так, но…

— Элинав, — мягко сказал он, — не надо сейчас.

Я снова замолчала, растеряв все свои, наспех заготовленные слова. Как с ним разговаривать? Ну, как?!

— Когда вернетесь, — продолжил лантарг, — мы вместе подумаем, что дальше делать. Договорились?

— А если я не вернусь? — я почувствовала, что снова съезжаю в какое-то болото, и разозлилась.

На себя разозлилась, на него, на губернаторшу нашу малахольную, чтоб на нее икота напала! За что мне это?!

Тут объявили посадку на наш челнок, и я пошла, с очень нехорошим чувством на сердце. У арки гейта обернулась: лантарг смотрел мне вслед. Ручкой помахал. Зараза…

— О чем секретничали? — с любопытством спросила Таська, устраиваясь в противоперегрузочном кресле напротив.

— Ни о чем, — решила я отмолчаться.

— Ага, я видела. Он так на тебя смотрел…

Все-таки она вынула из меня почти весь разговор. Это же Таська! Встала в боевую стойку, считай, все. Мозг выест маленькой палочкой, но своего добьется. Вот только про подарок лантаргов я все-таки не рассказала. Хватило ума подхватить язык магнитом-липучкой и промолчать.

— Дура ты, Элька, — качая головой, вынесла вердикт Таська. — Ох, и дура! Зачем? Зачем, спрашивается, ты вывалила на бедного мужика свои глупые чувства? Ему и так невесело.

— Да с чего я обязана заботиться о его веселье?! — не выдержала я.

— Он тебя серьезно выручил, восстановив тебе айди, — указала Таська. — Немного благодарности могла бы высказать!

— Благодарности! Еще скажи, переспать с ним. В благодарность! Вот ты бы точно переспала на моем месте, да?

— Я, — с достоинством сказала Кудрявцева, — сплю только с теми, кого люблю.

— Ну и влюбилась бы в него, что тебе, долго, что ли? — не унималась я.

— Я бы, может, и влюбилась, — серьезно отвечала подруга, — но у меня железное правило: в мужчин моих подруг не влюбляться в принципе.

— Да не мой он! — взвыла я в голос. — Не мой! Что вы все пристали ко мне! Губернаторша наша малахольная, и ты впридачу. Отстаньте!

— Видела бы ты свою физиономию, — фыркнула Таська. — Ладно, Эля, проехали, не сердись! Прости, невозможно было удержаться.

— Невозможно ей, — буркнула я, остывая.

На Кудрявцеву долго злиться у меня не получалось никогда. Даже тогда, когда она заслуживала. Почему, сама удивлялась. Любила ее, поэтому, наверное. Как сестру, которой у меня никогда не было.

Дальше был старт и перегрузки, и пролет над теневой стороной планеты: сразу большой экран в потолке показал виды — крупные, яркие пятна семи городов и множество разбрызганных по континенту пятен поменьше: небольшие поселения — агрохолдинги, фабрики, аэропорты планетарного назначения, прямые стрелы наземных дорог… Запись, конечно. Сейчас в атмосфере нашего полушария еще стояла пыль, поднятая последней бурей. Захочешь что-либо рассмотреть, не получится.

А вот на Нивикии-Орбитальной были панорамные площадки с прозрачными стенами, и уж там-то наш пыльный шарик можно было разглядеть таким, какой он на данный момент времени есть. Ждать рейса на GVS — granda vermotrua stacio — большую пересадочную станцию нашей локали, которая находится за пределами планетарной системы и обслуживает только транзитные рейсы, — надо было семь стандартных часов.

Семь часов в космических путешествиях, — это ничтожно мало. Можно сказать, ни о чем, выспаться не успеешь. Обычно все стыковки и пересадки занимают много времени, от шестнадцати часов до бесконечности. Сам переход через червоточину в пространстве мгновенен, но маневры в космосе около пересадочных станций ведутся на скоростях максимум в одну треть от световой. Регламент!

Так что львиная доля всего времени космического путешествия — это ожидание.

Нам с Кудрявцевой повезло, что всего лишь семь часов, а не семьдесят (бывает, и такое!).

Но Таська категорически отказывалась сидеть в зоне ожидания все семь часов, какбудто не ее мутило при стыковке! Она жаждала развлечений, и бесполезно было объяснять, что все развлечения — на Родео-Драйв, а это крюк дней на пятнадцать, сразу о рейсовом транспортнике можно забыть.

— Ни в жись не поверю, что на орбитальной станции не может быть никаких развлечений вообще! — заявила Кудрявцева, открывая официальный портал Нивикии-Орбитальной. — Сейчас что-нибудь подберем…

Я возражала. Мы еще не добрались до места, а уже начинали транжирить деньги.

— Сколько у тебя? — поинтересовалась Таська.

Я не знала толком, сколько. Как-то не задумывалась вообще. Когда училась, жила в общем городке, а в экспедиции все минимальные блага цивилизации входили в стоимость контракта, равно как и медицинская страховка. Я знала, что дальние экспедиции оплачиваются хорошо, но как-то не придавала значения. Все необходимое у меня было, а каких-то дорогостоящих увлечений типа коллекционирования древних почтовых марок — не было.

— Даешь! — восхитилась Кудрявцева. — Ну-ка, открывай и смотри. Спланировать надо, чтобы в минус не ушла!

При всей своей взбалмошной жизни финансы подруга контролировала жестко. У нее никогда не было полных нулей, при этом всегда хватало и на привычные сердцу радости и на внезапные форс-мажоры. Так что я могла с чистой совестью ей довериться.

— Фью, — присвистнула Таська, глядя на экран с моим счетом. — Да ты у нас богатенькая.

— Это много, да? — спросила я.

— Ну, на шик-ужас не хватит, конечно, — покровительственно заметила подруга. — А вот на хороший комфорт — вполне. Значит так. Берешь треть и переводишь на отдельный счет. Делай, — я послушно сделала. — Это у тебя резерв. Так и назови, резерв на черный день. Неприкосновенный запас, если что оттуда схватила, при первой же возможности возвращай. Оставшуюся сумму снова делишь на три части. Одну часть — непредвиденные расходы. Грубо говоря, обратный билет, с питанием и проживанием на пересадочных при стыковках рейсов. Так и называй: обратный билет. Теперь что осталось снова дели на три. Первая часть: трачу до. Вторая: трачу там. Третья: трачу после.

— Все равно много как-то для растрачивания, — сказала я неуверенно, созерцая вместо одного единого счета табличку из пяти разных.

— А ты их солить собралась? — язвительно спросила Кудрявцева. — Заработаешь еще. Ведь снова потом четыре года кверху попой в раскопах торчать, не так ли? Без выходных и отпусков.

— Пять, — поправила я. — Пять лет. Контракт заканчивается через пять…