Хорек-писатель в поисках музы - Ричард Бах

И тихонько добавил:

— Я угадал? Даниэлла кивнула.

— И еще внизу... — Она шмыгнула носом и задрожала. — Внизу кто-то дописал: «Недурная попытка. Но слишком противоречиво».

Баджирон на мгновение отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза.

— «Недурная попытка» с первого же раза? Даниэлла, но это же чудесно! — Он снова сжал ее в объятиях. — Прежде чем я получил первую «недурную попытку», мне в свое время прислали пять стандартных отказов!

— Они не захотели печатать мою «Мисс Озорство»...

Баджирон чувствовал, как ее бьет дрожь. Она потерпела поражение. Все начиналось как веселая игра. Просто для забавы. Но ведь она старалась изо всех сил! Она смеялась и плакала вместе с Вероникой и, затаив дыхание, следила за ее авантюрами, и так день за днем, месяц за месяцем, до самого конца. Она полюбила свою героиню и ее терпеливых друзей, которые все-таки наставили ее на путь истинный.

«А теперь все они погибли, — думала она. — Вероника, Телегаард, Лизетта, мудрый Бальфур... Все-все. Оказалось, что они никому не нужны».

— Да, — подтвердил Баджирон, поглаживая ее пушистый загривок. — Да. Они прислали тебе отказ. Твоя книга им не нужна.

Он снова отстранился, отступил на шажок и очень серьезно произнес:

— Но одному из редакторов она понравилась. Большинством голосов она не прошла, но одному редактору она понравилась настолько, что он решил сказать тебе правду и сделал эту приписку.

Даниэлла вздохнула и, высвободившись из его объятий, смахнула слезы с мордочки.

— Ох... Ну что ж... Все равно я писала только для развлечения. Как приятно было, когда она закончилась и я смогла написать: «Конец».

— О да! Самое прекрасное слово на свете, — кивнул Баджирон.

Возвращаться к работе он не спешил.

— Что ты теперь собираешься делать?

— Наверняка там, в городке, кому-нибудь понадобится лапокюрша.

— Что ж, не самое плохое занятие. — Он потянулся к скобе. — А тебе твоя книга нравится?

— Да, конечно, Баджи! Ты же сам знаешь! Я бы ни единого слова не изменила! Вероника так старается быть нехорошей... но не знает как. У нее прекрасное, доброе сердце, и в конце концов ее спасают именно те хорьки, которым она делала гадости...

Из глаз ее снова брызнули слезы.

— Ох, Баджирон, как я их всех люблю! Как я люблю свою книгу!

Муж снова заключил ее в объятия — уверенно и спокойно.

— Если ты и вправду так любишь свою книгу, Даниэлла, то что ты собираешься с ней делать дальше?

Даниэлла напряглась всем телом.

— Я ее не выброшу! — выкрикнула она. — Ни за что!

— Конечно. Ни в коем случае.

— Почему ты на меня так смотришь? Что мне теперь с ней делать? — Она уже была готова разрыдаться вновь. — Ее же забраковали!

— Кто ее забраковал?

— А какая разница? Ну, «Ершик-пресс». Они вернули мне рукопись!

— А сколько на Манхэттене еще издательств, кроме этого «Ершика»?

— Много, — всхлипнула она. — Но если в «Ершике» ее не приняли, то...

— То что? Неужели ты никогда не слышала о книгах, которые получают отказ за отказом — в одном издательстве, в десяти, двадцати... а потом двадцать первое их печатает — и получаются бестселлеры?

Он смерил ее суровым взглядом, как профессор — неразумного щенка.

— Пойми, Даниэлла! Не в том дело, нравится твоя книга издателю или нет. Важно только одно: нравится ли она тебе. Если ты веришь в свою историю, ты должна искать не компанию, которая согласится опубликовать ее, а одного-единственного редактора — свою родственную душу, такого хорька, которому нравится то же, что и тебе, которого волнует и трогает то же, что и тебя. И ты его найдешь! И окажется так, что он работает в издательстве! И готов сражаться за то, чтобы твоя книга вышла в свет.

Даниэлла просияла.

— А этот хорек... он что, может работать и в каком-нибудь другом издательстве? Не обязательно в «Ершике»?

Баджирон кивнул.

— Значит, ты считаешь, что мне стоит попытаться еще раз?

Баджирон даже не счел нужным кивнуть.

— И это обойдется мне всего-то в цену почтовых расходов и конверта с обратным адресом?

Кивок.

— И в один прекрасный день кто-то все-таки согласится напечатать мою книгу?

— А даже если и нет? К твоей коллекции просто добавится очередное письмо с отказом.

— Значит, я ничего не теряю? — Даниэлла робко улыбнулась.

Она обняла мужа и вприпрыжку помчалась разыскивать адреса других издательств.

К закату солнца все кухонные полки висели на положенных местах.

Xорек Баджирон проснулся в темноте, тяжело дыша. Его снова настиг тот же сон, от которого когда-то он долго не мог прийти в себя.

Его звали по имени. Самые разные животные — медведи и птицы, змеи, волки и жирафы... Тихие голоса их неслись с дальнего берега озера, ярко сверкавшего под солнцем. Никаких слов — только его имя, только мольба о внимании.

— Баджирон...

— Баджи...

— Ббб...рон...

— Баджи, дорогой...

— Бушерон-Бвухлова...

Голоса сливались в общий хор, но не терялись — каждый продолжал настойчиво повторять его имя.

Баджирон зашагал было к озеру, но тут послышался глухой и частый стук копыт. А мгновение спустя на холме показался огромный конь, на спине которого восседал хорек древней, неведомой ныне масти. Конь мчался во весь опор, но темный наездник понукал его скакать еще быстрее.

Они ворвались в озеро на полном ходу; брызги взвились из-под копыт, пеленою застлав обзор.

Неистовым ураганом пронеслись они до дальнего берега и исчезли из виду, а вскоре и отзвуки копыт растворились вдали, и наступила тишина. Когда же взвихренная вода улеглась, Баджирон увидел, что исчезли и звери, толпившиеся на дальнем берегу.

Пустая лужайка.

И никаких голосов, выкликающих его имя. Хорек Баджирон лежал в темноте и дрожал.

Тем летом Хорьчихе Даниэлле и ее книге пришлось нелегко.

Бывшая лапокюрша получила еще один отказ, уже из другого издательства, на сей раз с двусмысленной пометкой «Не вполне!», которую чья-то лапа нацарапала поверх стандартного печатного текста.

А три недели спустя пришел отказ из «Гладкоус-букс»:

«Дорогая Хорьчиха Даниэлла!