Мёртвые возвращаются - Кристофер Ламой

шепчет он.

– Что?! – у меня вырывается стон. – Что ты т-т-такое говоришь?!

Гард наклоняется и таращится на меня.

– Я хочу содрать кожу с твоего лица, – повторяет он, на этот раз громче.

Медленно тянутся секунды. В темноте я вижу его глаза. Узкие щёлки, как у козы. Он улыбается зловещей улыбкой.

– Я хочу содрать кожу с твоего лица, – говорит он, – и сделать из неё маску.

Я отползаю в самый дальний конец кровати. По комнате проносится ледяной ветер, и моё тело застывает. Занавески колышутся, я трясусь от внезапного мороза. Онемев от страха, я бросаю взгляд на закрытое окно и колышущиеся занавески. Там тоже кто-то есть? Тот, кого я не вижу? Я хватаю ртом воздух и замечаю, что Гард тоже смотрит на окно. Пледы падают на пол, и в лицо ему ударяет солнце. Но он не моргает, он просто смотрит в окно.

– Да, – шепчет он и кивает, как будто тот, кто стоит у окна, что-то ему приказал.

– Г-Г-Г-Г…

Гард медленно пятится, не отводя глаз от окна, а потом разворачивается и идёт прочь из комнаты, вытянувшись в струнку. Он не закрывает за собой дверь, просто выходит в коридор и поворачивает направо. Затаив дыхание, я слушаю его шаги. Сердце готово выскочить из груди, но я выпрыгиваю из кровати, проношусь по комнате и вылетаю в коридор. Далеко впереди я вижу Гарда, он идёт словно во сне. Я правильно всё расслышал? Гард сказал, что хочет сделать маску из моей кожи? Разве он когда-нибудь произносил столько слов сразу?

И что такого он увидел у окна?

Гард скрывается в своей комнате. Я чувствую, что мои пижамные штаны в чём-то тёплом, а по ноге течёт. Я описался.

Я бегу в ванную, включаю кран, снимаю штаны. Намыливая ноги, я постоянно смотрю на дверь. Я боюсь, что он стоит за ней, боюсь собственного брата. Всё это кажется жутким ночным кошмаром.

Закончив стирку, я выхватываю ключ из двери ванной и бегу обратно в свою комнату. Меня хлыстом подгоняют мысли. Что, если Гард решит меня убить?! Вдруг я однажды я проснусь, а он будет стоять у моей кровати с ножом в руке?!

Ключ подходит к замку моей двери, я запираю её и забираюсь в кровать.

И тут мне кое-что приходит в голову. Я отбрасываю одеяло и опускаю босые ноги на холодный пол. Я медленно подхожу к окну, раздвигаю занавески и рукой прикрываю глаза от солнца.

Что-то чернеет под деревом в саду. Большая кошка сидит, склонив голову набок, в оцепенении, как статуя. Нала смотрит на меня, как будто знает, что в моей комнате что-то происходит.

Глава 12

Мне здесь не нравится. Я не спал с тех пор, как обнаружил Гарда у своей кровати. Поначалу я думал, что здесь очень тихо, а на самом деле дом полон звуков: то закроется дверь, то мама выйдет из мастерской, то стены затрещат, то подует за окном ветер. Иногда, если затаить дыхание и прислушаться, можно различить слабое-преслабое постукивание по дереву, будто кто-то ударяет по стене костяшками пальцев.

– Хенрик! – зовёт снизу мама. – Хенрик! Пора вставать!

В коридоре кто-то плачет.

Я закрываю глаза. Плачет? Женщина плачет? В стенах свистит и воет. Ветер треплет дом, но плач не стихает. Я выползаю из-под одеяла, поворачиваю ключ и собираюсь открыть дверь. Она не поддаётся. Я дёргаю ручку и тяну дверь на себя. Только после этого она открывается. Ничего хорошего, всё это не сулит ничего хорошего. Я широкими шагами пересекаю коридор. Плач затихает, становится тихо. Одна из маминых картин ночью упала со стены и лежит на полу. Я пробегаю мимо ванной и вроде бы замечаю там человека. И вновь у меня появляется ощущение, что кто-то пялится на меня: затылок просто горит.

Я сам себя накручиваю. Плач мне просто приснился. А я спал? Уже не знаю, чему верить. Я сбегаю с лестницы в гостиную. Мама сидит на диване и читает книгу. Рядом на столе стоит бокал вина.

– Вот ты где, – говорит она. – Ты проспал весь день.

Гард сидит рядом с ней и таращится в телевизор. Звук отключён.

Гард хотел сделать маску из моей кожи. Гард хотел содрать с меня кожу, а теперь он сидит и смотрит телевизор, как будто ничего не произошло. Я сажусь рядом со своим фриковатым братом. У Гарда тощие руки, да и сам он худой. Он и мухи не прихлопнет.

– А который час? – спрашиваю я.

Я сам себя накручиваю.

– Полчетвёртого, – отвечает мама.

Сердце у меня до сих пор бешено колотится. Я задыхаюсь.

– Полчетвёртого?! Ничего себе! Я продрых до половины четвёртого?!

– Да, получается, так, – равнодушно кивает мама и снова погружается в свой детектив.

Не рассказать ли ей о том, что произошло ночью?

Я тут же отбрасываю эту мысль. Я знаю, какой она становится, когда речь заходит о Гарде. Она готова взъяриться из-за любой мелочи, а если я скажу, что он собирался сделать маску из моей кожи… нет, лучше промолчу.

А как это она позволила мне проспать до половины четвёртого?! Почему не поднялась и не проверила, как у меня дела?

По гостиной до сих пор разбросаны картонные коробки и чемоданы. К нашим вещам со вчерашнего дня никто не притрагивался, а мама расселась, расслабилась и книжку почитывает.

Что-то здесь не так.

Телевизор внезапно выключается. Картинка просто исчезает, и экран чернеет. В тот же миг гаснут лампочки в коридоре и на кухне.

– Включи его, – говорит Гард. Он поворачивается ко мне и пихает меня в бок: – Включи телевизор, включи телевизор, включи, включи, включи его.

Я уворачиваюсь:

– Прекрати.

Мама вздыхает, откладывает книгу в сторону, идёт на кухню и несколько раз щёлкает выключателем. К этому моменту Гард отыскал пульт от телевизора и судорожно жмёт на все кнопки подряд.

– Включи телевизор, – требует он. Голосок у него тоньше обычного, таким он говорит, когда что-то идёт не так, как ему хочется.

– Дай сюда, это не поможет.

Я выхватываю у него пульт. Гард скрещивает руки на груди.

– Где п-папа? – спрашиваю я.

– У Улафа, – отвечает мама. – У нас есть карманные фонарики?

– Не знаю.

Мама подходит к комоду, открывает верхний ящик и роется в нём.

– Это подойдёт. Помоги мне в подвале, Хенрик, – просит она, протягивая мне две свечи.

– Что ты собираешься делать?

– Проверим распределительный щит.

– Уверена, что это п-правильно?

Она не смотрит на меня, берёт комикс и протягивает его Гарду:

– Посмотри пока.

Она