Я балдею от его ямочек - Юлия Комольцева

– И где ты работаешь?

– Лина, хватит! У тебя платок есть? На, держи мой, вытрись.

– Ну, ладно.

Она громко высморкалась. Оказывается, все это время слезы текли и текли, и бог знает, на кого теперь Лина была похожа. Мик забрал у нее платок, протянул бутылку с водой. Она попила, успокаиваясь.

Мик уперся ладони в колени, словно собрался бежать. Смотрел прямо перед собой.

– Понимаешь, отец остался там, и мама хочет вернуться.

– А у меня мама замуж вышла, – сказала Лина, – а меня вот, к деду отправила.

Они помолчали. Лина снова было наладилась плакать, но Мик так больно сжал ей плечо, что она охнула и отвлеклась.

– Ты чего?

– А ты чего?

Улыбка осветила его лицо.

– Эх ты, Аполлинария!

– Услышал, да?

– Да вы так орали!

– А тебя на самом деле Мыколой зовут, да?

– Митрофаном, – хохотнул он.

– Ну правда!

– Пошли, я тебя в школу провожу. И отдай рюкзак, ладно? Ты учебники в нем таскаешь, что ли? Оставляла бы в парте.

– У нас нельзя.

– А у нас можно было…

Переговариваясь, они шагали вперед. Только вперед.

– Горец! Горец!

Так называл Егора только один человек – его младший брат. Этот человек выбежал на корт и махал руками, словно утопающий.

– Горец! Ну!

Обычно его поведение отличалось флегматичностью, так что игру прервали и на вопли побежали все трое: и Егор, и Лина с Миком.

– Что случилось?

– Ты цел?

– Пожар?!

– Папа едет! – Выдохнул мальчишка, вытирая со лба пот.

Взмокшие короткие волосы топорщились в разные стороны, делая его похожим на ежа. И это полностью соответствовало характеру. Десятилетний Иван, которого все на американский манер звали Джонни, был полной противоположностью брата – колючим, неулыбчивым букой.

Вопросы продолжали сыпаться:

– Куда едет?!

– Ты в порядке?

– А орал чего?!

Джонни схватил бутылку с водой, кем-то оставленную на лавочке, жадно забулькал. Потом степенно высказался:

– Вы телефонов не слышите никто. Я звонил, звонил, бестолку. Дядя Сережа по ходу спит, тоже не отвечает. Короче, мне пришлось самому бежать.

– Зачем? – Спросил Егор.

– За шкафом! Папа узнал, что ты школу прогуливаешь вторую неделю. Они с мамой разговаривали, а я услышал. Он сюда едет, разбираться. Все!

Как человек, выполнивший свой долг, Джонни бухнулся на лавку и вытянул ноги. Лина не помнила, чтобы он так много говорил.

Егор растерянно смотрел на ребят.

– Что-то я не подумал, – он взлохматил чуб, – совсем, блин, заигрался… ну, допустим, приедет он… ладно…

– Что ты бормочешь? – Джонни снова вскочил. – Делай ноги!

– В смысле?

– Сопли повисли!

– Джонни! – Лина осуждающе покачала головой, но добавила, что его предложение в целом выглядит разумно. Егору по-хорошему надо сваливать.

Мик спросил, откуда известно, что Егор именно здесь, а не прогуливает уроки, допустим, в кино.

Джонни пожал плечами с видом прожженного циника.

– Стукнул кто-то…

– Да не буду я бегать, – пробормотал Егор.

Он бы и не успел, – на сцене появилось еще одно действующее лицо. Непроницаемое.

– Здравствуйте, ребята, – промолвило оно, и, не дожидаясь ответа, приказало, – выйдем, сынок!

Лине хотелось кинуться вслед с оправдательным выступлением, но Мик цепко ухватил ее за руку. Покачал головой, мол, не время и не место. Она сглотнула. Оставалось молча наблюдать, как Егора уводят, будто арестованного.

Джонни проворчал, что напрасно торопился. Вдруг его лицо озарилось энтузиазмом:

– О, пойдемте тогда поиграем!

Мик и Лина переглянулись. Он был им одинаково неприятен, этот маленький выскочка. Да и не только им, – насколько Егор пользовался авторитетом и всеобщей симпатией, настолько его брат вызывал обратные чувства.

Джонни был в своем роде уникален, вундеркинд от тенниса. Если бы Лина не видела своими глазами, что он вытворял, никогда бы не поверила. Еще в Воронеже, имея комп и доступ к Интернету, она зависала иногда на теннисных форумах и натыкалась на родительские комментарии. Самыми частыми были вопросы из серии «Бывают ли таланты в теннисе и как их распознать?». Увидев Джонни в игре – тогда он был первоклашкой, – Лина пожалела, что эти озадаченные родители не стоят рядом.

Это был явный талант!

Приземистый, коренастый Джонни скользил по корту, словно невесомый, одинаково легко «работал» и слева, и справа, и ракетка казалась продолжением его маленькой ручки.

Он играл с ее ровесниками и… переигрывал! Он гонял их по углам, смело и уверенно выходил к сетке, и резал, и крутил, и все-все ему удавалось.

Создавалось такое ощущение, что мальчишка был рожден на корте, и вырос с мячиком вместо соски и ракеткой вместо погремушки.

По слухам, так и было на самом деле. Брат Егора вынужден был с малолетства вместе с ним таскаться на тренировки, и, едва научившись ходить, двинулся прямиком к стенке. Поначалу на малыша не обращали внимания. Не крутится под ногами, не мешает, и ладно! А потом все вокруг ошалели, увидев, как трехлетка попадает по мячу. Джонни взяли в группу. Случайные прохожие останавливались, разинув рот, когда видели мальчика на корте. Снимали на камеру, брали интервью.

В пять лет Джонни выиграл первый приз, попав вместе с братом на мастер-класс известного теннисиста.

В шесть на неофициальных турнирах среди младшеклассников ему не было равных.

В семь он вовсю состязался с собственным братом, и тому приходилось нелегко!

Разумеется, когда подошел срок, Джонни стали возить на турниры, и, как следовало ожидать, он вошел в первую десятку. Лина слышала, с какой гордостью Егор рассказывал о братишке, и, хотя сам он таких результатов не показывал, это не мешало радоваться за «малого». Только однажды проскользнула досада – Егор говорил о том, что на него отец возлагает надежды в плане бизнеса, а Джонни от этой ответственности освобожден, у него, дескать, своя дорога. Теннис и только теннис.

Тяжелый нрав Джонни оправдывали гениальностью. Вроде того – одаренные люди все с чудинкой. Общаться с чудо-ребенком не спешили. Даже толерантный Палыч с трудом выносил его. Капризный, вечно хмурый на тренировках, Джонни и на соревнованиях вел себя безобразно – подначивал соперника, морально давил, корчил рожи исподтишка и даже неприличный жест мог изобразить.