Нелюдь - Юлия Латынина

Он стоял минуту, другую – пасти не было, и мир вокруг был самый обыкновенный мир, только покалеченный войной.

А потом он глянул под ноги – и вздрогнул.

По раскисшей земле, параллельно следам ван Эрлика и его собственным, шли отпечатки маленьких босых ножек.

Чеслав побежал. «Подсолнух» стоял, крепко зарывшись в землю тремя растопыренными лапками. Под вздутым брюшком циклограва виднелась крошечная фигурка. Завидев человека, фигурка встрепенулась и бросилась наутек. Чеслав кинулся за ней. Бежать было трудно. Перемешанная с водой, безжизненная грязь превратилась в скользкий и коварный лед, Чеслав падал, поднимался и снова бежал. В неярких сумерках перед ним мелькала фигурка: ребенок семи-девяти лет, в курточке и шортах, черноволосый, с босыми ножками, порозовевшими от холода. Поле шло под уклон, обламывалось в овраг, за серым обрывом начиналось черное небо.

– Подожди! Парень! – отчаянно закричал Чеслав.

Ребенок оглянулся. Чеслав прыгнул. Затрещала прочная ткань курточки – ребенок, неведомо как выживший на пустой, давно убитой планете, забился в его руках.

– Тише, – сказал стажер, – тише, все будет хорошо.

Вдруг глаза мальчишки сделались угольно-злыми, и он довольно-таки ловко двинул стажера коленом в пах. Чеслав, растерявшись, выпустил мальчика.

Тот мгновенной птицей взлетел на обрыв, Чеслав – за ним. Мелькнула внизу тридцатиметровая пропасть.

– Нет! – закричал Чеслав.

Мальчишка прыгнул. Стажер застыл в ужасе на краю обрыва – но через мгновение понял, что мальчишка не разобьется. Он летел вниз как-то очень медленно, словно над ним распустился невидимый парашют, и, когда паренек коснулся земли, перевернулся и вскочил на ноги, Чеслав внезапно выхватил веерник и начал палить в воздух.

Воздух тут же стал густеть и сворачиваться, как молоко.

Очертания предметов переломились, словно между Чеславом и горизонтом встала гигантская линза. Чеслав выстрелил – и новый миллион килоджоулей неожиданно разлетелся снопом искр о непонятную преграду.

В следующий миг что-то невидимое, но мощное толкнуло его в спину, Чеслав поскользнулся и, не удержавшись, кувырком полетел вниз. В последнее мгновение перед приземлением Чеслав дотянулся до кнопки на поясе – шумно ухнул антигравитационный патрон, падение на миг замедлилось, земля перевернулась и шлепнулась в лицо.

Он очнулся очень скоро – вечер еще не успел превратиться в ночь. Он лежал у подножия обрыва, живой и невредимый, а мальчишка сидел на корточках рядом и смотрел ему в глаза. Как и все мальчишки в этом возрасте, он состоял из одних царапин и спутанных черных волос. Голые ноги пошли пупырышками от холода.

– Ты кто? – спросил мальчик.

– Меня зовут Чеслав. Я… э…э… пилот этого челнока. А ты кто?

– Я Денес.

– Что ты бродишь здесь полуголый? Где твои родители?

– Их забрали, – ответил мальчик – когда забирали последних. Люди в белых погонах. Мои родители успели меня спрятать. Они плакали и обещали вернуться.

«Когда забирали последних»? Десять лет назад? Семь? Сколько лет назад генерал Чебира закончил свою тяжелую миссию?

– Сколько тебе лет? Стандартных?

– Восемь.

Чеслав сглотнул.

– Кто тебя научил говорить?

– Они.

– Кто – они?

– Ты человек? – спросил мальчик.

– Да.

Мальчик подумал, потом медленно сказал:

– Они не люди. Они сказали, что я должен улететь с тобой. Что они больше не могут меня защитить.

Чеслав снял с себя куртку и закутал мальчика. Тот не сопротивлялся, голые розовые ножки торчали из-под «чертовой кожи», как птичьи лапки. Ледяной ветер мгновенно пробрал до копчика. Пальцы едва нащупали бляшку комма.

– Эйрик, вам лучше прийти сюда. Тут есть кое-что, способное заинтересовать любителя харитов. Не сверните шею, спускаясь с обрыва.

* * *

Дом Денеса стоял на большом холме.

Это был вполне жилой дом, с высокими окнами, затянутыми вместо стекол пленкой из каких-то местных растений, с запасом воды и пищи и с ветряком-электрогенератором. Комната мальчика была жарко натоплена, на столе мерцал белым светом похожий на мятый платок биокомпьютер, рядом свернулись брошенные наушники.

– Чей ты сын, Денес? – спросил Эйрик ван Эрлик, присаживаясь на корточки перед мальчишкой. Тот выглядел очень смешно: голые ножки, серая форменная куртка, доходившая ему до колен, и встрепанное гнездо коротких черных волос, из-под которых глядели настороженные глаза.

– Мне не говорили.

– Почему ты побежал от моего товарища?

– Потому что люди, которые прилетают сюда, – плохие люди, – сказал мальчик. – Они роются в том, что осталось от мира, и, когда они появляются, надо выключать свет и уходить из дома.

– Сюда кто-то прилетает? – с изумлением спросил Чеслав.

– Почему бы нет? – тускло отозвался ван Эрлик. – Если вы кого-то окрестили дьяволом, всегда найдется масса желающих продать дьяволу душу. Собирайся, Денес, да побыстрей. Со мной тут никто не хочет разговаривать, а ждать гостей не имеет смысла.

* * *

Так получилось, что им не повезло.

Эйрик уже лежал в кресле пилота, когда в тактическом кубе возник неопознанный белый треугольник. Руки ван Эрлика были опутаны внешними сенсорами, глаза закрывал летный шлем: по панели бегали дьявольские разноцветные огоньки, дублируя изображения, передававшиеся на внутреннюю поверхность шлема.

– Развертка! – заорал Эйрик. – Двадцать вправо! Вверх! Увеличение!

На экране плыли грязные облака.

– Бета-диапазон!

Облака погрузнели, налились желтым – и сквозь эту желтую пленку проступила черная плывущая точка. С такого расстояния точка перемещалась плавно и неспешно, но «коробок» определял ее скорость в три маха.

А потом на экране проступила еще одна точка, куда более медленная и жирная, стремительно превращавшаяся в черный закругленный кокон, словно танцующий на своем хвосте.

– Космоатмосферник и корабль на орбите, – сказал Эйрик, – двигатели на нулевой режим!

– Плотность потока на тридцать процентов ниже критической, – раздался бесстрастный голос машины, – борт к взлету не готов.

– Я хочу домой, – сказал мальчик, – пожалуйста, я хочу домой.

Эйрик повернул голову и что-то прошипел. Чеславу на мгновение показалось, что тот видит мальчишку сквозь зеркальную полусферу шлема, хотя быть такого, конечно, не могло: Эйрик ван Эрлик видел сейчас только то, что показывали приборы корабля, и всякая визуальная информация о происходящем в рубке отсутствовала напрочь.