Ведро, тряпка и немного криминала - Мария Самтенко

шагаю по длинному, грязному коридору, борясь с желанием зажать нос. Воняет в квартире ужасно. Хозяева, наверно, уже принюхались и почти не чувствуют, но я ловлю себя на мысли, что то и дело поглядываю на стены в надежде обнаружить противогаз.

По пути нагибаюсь, чтобы погладить по спинке метнувшуюся под ноги кошку (о, генератор запаха обнаружен!) и отчётливо отмечаю, что в не особо приятное амбре кошачьего туалета каким-то неведомым образом вплетаются куда более омерзительные нотки. Выпрямляюсь и следую за хозяйкой, смерив подозрительным взглядом неплотно прикрытую межкомнатную дверь. Между прочим, вторую справа.

Ускоряю шаг, добираюсь до большой комнаты и, машинально пересчитывая выцветшие цветочки на грязном халате не рискнувшей оставить меня одну женщины, последовательно вызываю «МЧС» и «Скорую» (пожалуй, опустим подробности того, как я втолковывала первым, что железная дверь закрыта, а за ней человек без сознания, а вторым — приметы, по которым я вычислила, что у Гальки случился инсульт). Хозяйка ведёт меня обратно, бурча под нос, что зря я пришла, потому, что «дружок-алкоголик в запое». Кивает на ту самую, источающую подозрительные миазмы дверь, и отступает в сторону. Заходить туда она явно не собирается.

Переступаю через порожек и попадаю в небольшую, тёмную комнату. Хм, хм… признаться, жилище дворника выглядит довольно уютно (запах, правда, с уютом не сочетается, ну да ладно). Ни книг, ни телевизора в комнате не имеется, но стены покрыты относительно новыми бежевыми обоями, на окнах — симпатичные шторы в цветочек, а мягкую, удобную кровать, на которой и возлежит господин алкоголик, я с удовольствием забрала бы себе. На полу, правда, не ковёр, а линолеум… тоже мне новшество! Как говорится, хозяин — барин, но стелить линолеум в спальню….

Качаю головой, раздвигаю занавески, подхожу к растянувшемуся на кровати дворнику…и принимаюсь лихорадочно шарить в торбе. Достаю телефон и набираю номер директора.

На «Скорую» я уже не размениваюсь. Если у мужика в груди торчит нож, она едва ли ему понадобится.

Особенно если он уже начал пахнуть…

6

Услышав о том, что я опять — второй день подряд! — нахожу труп, дражайший директор, конечно, в восторг не приходит. Правда, относится с пониманием — сначала, судя по звуку, роняет телефон, потом долго кашляет в трубку, после чего, заикаясь, умоляет меня успокоиться.

— Борис Семёнович, что мне делать? — бормочу я, отодвигаясь от трупа на максимальное расстояние. Оказываюсь у двери, лицезрею в щёлку круглую щеку подслушивающей хозяйки и, поборов неприличное желание резко пнуть дверь, дабы та отпечаталась у неё на носу, возвращаюсь к окну.

— Вызывайте полицию, — поколебавшись, произносит директор. — О подобных вещах нужно докладывать сразу же. Иначе проблем не оберёшься.

Вот ведь заявочки, а? Да кто бы говорил! Хотя… может, это он на основе собственного опыта?

— Марина, вы слушаете?

Хм, хороший вопрос. Я стою в чужой квартире, рядом с не особо свежим криминальным трупом (о да, нож в груди — основной признак насильственной смерти) и… да, естественно, слушаю.

— Ага.

— А вы так, случайно, не знаете, кто вызвал в школу «МЧС»?

Подскакиваю на месте и крепко сжимаю директорский телефон, чтобы случайно не уронить. Вот это, называется, я попала! Директор, наверно уж, обо всём догадался… но признаваться мне всё же не хочется. А вдруг он ещё не уверен? Впрочем, открыто лгать своему непосредственному начальнику у меня тоже желания нет — придётся импровизировать.

— Лежит, — понижаю голос до шёпота, — лежит на кровати и не шевелится. Не шевелится. Вообще! А в груди — нож.

Вот она, вот она, сила искусства! Директор мгновенно меняет тон и начинает меня успокаивать. Просит взять себя в руки, не терять сознание и спокойно, максимально хладнокровно хлебнуть валерьянки. А уж потом добраться до городского телефона, вызвать полицию и т. д. и т. п.

Киваю и, вспомнив про телефон, тихо шмыгаю носом.

— Д-до свиданья.

Нажимаю на кнопочку и ещё успеваю услышать, как наш дражайший директор издаёт длинный, нервный, не особо членораздельный вопль. Хм. Надеюсь, он это не мне.

В принципе, в школе и так-то хватает объектов для воплей, а тут и МЧС, и менты…

О, кстати! Бросаю на труп последний, прощальный взгляд, и, немного подбуксовывая на линолеуме, решительно направляюсь к двери. Тётка в халате за какую-то долю секунды до, казалось бы, неотвратимого столкновения успевает возмущённо отшатнуться от косяка (а я, признаться, забыла о её присутствии), после чего упирает руки в бока и щурит глаза. Маленькие такие, блестящие… не сказать, чтобы поросячие, но очень недобрые.

— Простите, мне снова нужен телефон, — торопливо бормочу я.

— Чё, сразу было никак?

Виновато пожимаю плечами:

— Простите, так получилось. Я нашла этот труп две минуты назад.

Чёрт! Чёрт!!! Вот кто меня за язык-то тянул?! Хозяйка, уже повернувшаяся в сторону кухни, мгновенно разворачивается обратно. Полы не слишком чистого халата облепляют пухлые ноги, нижняя челюсть медленно отвисает:

— К… к…

А что это значит? «К. к…». Наверно, «какой». Поколебавшись, я открываю дверь и заботливо просвещаю:

— Вот этот!

Тётка, естественно, в шоке. Недоверчиво щурясь — видимо, первый испуг прошёл — заходит в комнату, издаёт нервный звук и тут же вылетает обратно. В её хриплом сипе слышится возмущение — и я, кажется, знаю почему.

Немного приоткрываю дверь, нагибаюсь — пожалуйста, в щёлочку труп не видно, а дальше хозяйка, наверно, и не заглядывала. Тогда как мёртвый мужик может лежать здесь и день, и два.

— Т-ты… — бормочет тётка.

Похоже, в её неплохо обработанном мыльными сериалами мозгу зарождаются какие-то подозрения. Спешу их развеять.

— А я тут причём? Похоже, что Павлыч лежит тут с неделю.

Ну, это я, конечно, прибавила. Не больше двух дней. Хотя… да откуда мне знать? Эксперт разберётся.

Тётка в халате заметно спадает с лица и на подгибающихся ногах ведёт к телефону, после чего оставляет наедине с аппаратом и молча уползает пить валерьянку.

Вскоре приезжают менты — и как на грех, ни одного знакомого лица! Пересказывать допрос я не буду — там всё равно нет ничего интересного. Все нудно, до ужаса скучно… и долго. Вырваться на свободу мне удаётся где-то за два часа до конца рабочего дня. И нет бы пойти домой, отдохнуть — вместо этого я проклинаю свою исполнительность и грустно ползу в надоевшее до чёртиков учебное заведение. Туда, где я провожу свои серые будни, туда, где знаю каждую жвачку под партой и каждую надпись сверху… В общем, туда!

Поднимаюсь по обледеневшему крыльцу, долго стою у двери, пропуская многочисленных гомонящих школьников, после чего наконец