Смута. Ее герои, участники, жертвы - Людмила Евгеньевна Морозова

Дмитрием. Обступившие его дворяне и стрельцы грозно спросили инокиню: «Твой ли это родной сын?» Что она могла им ответить, когда лжецарь был убит? Только правду, ведь во лжи уже не было никакого смысла.

После ее отречения от самозванца стрельцы с улюлюканьем накололи на копья бренные останки Лжедмитрия и потащили на Лобное место. Там на голову ему надели маску, приготовленную для карнавала, сунули в руки дудку и выставили на всеобщее обозрение. На этом закончилась первая самозванческая авантюра, в которой одну из главных ролей сыграла наша героиня.

На службе у Василия Шуйского

Целый день 17 мая в Москве бушевало народное восстание. Сначала по наущению заговорщиков громили ненавистных поляков, потом расправлялись с любимцами и приближенными Лжедмитрия. Марфа опасалась, что народный гнев обрушится и на нее с братьями. Но бояре-заговорщики этого не допустили, поскольку царица-инокиня была нужна им для разоблачения царя-авантюриста перед населением всей страны.

На следующий день после свержения самозванца собралась Боярская дума, чтобы решить судьбу престола. Претендентов было достаточно: и самый знатный князь Ф. И. Мстиславский, и чуть менее знатный, но более энергичный В. В. Голицын, и главный заговорщик В. И. Шуйский. Для Марфы и ее братьев наиболее подходящей кандидатурой был Мстиславский, женатый на их родственнице. Но князь не желал садиться на престол, будучи слишком щепетильным и осторожным. Напротив, Василий Шуйский постарался все сделать, чтобы доказать свою исключительную знатность и достойность. Не придя к общему решению, бояре решили на следующий день собрать москвичей и поставить перед ними вопрос о будущем царе. Но итог выборов уже был заранее подготовлен князем-заговорщиком. После убийства Лжедмитрия жители столицы предавались безудержному пьянству, в их распоряжении оказались большие запасы вина, найденные в разграбленных домах поляков. Этим и воспользовались сторонники Василия Шуйского. Им не стоило большого труда подговорить наиболее горластых мужиков выкрикивать имя Василия в качестве нового царя. 19 мая несколько сотен полупьяных «избирателей» быстро решили судьбу русского престола. Радостного Шуйского буквально внесли на руках в царский дворец, где он и расположился как новый хозяин.

Марфе вряд ли понравилось, что государем стал когда-то засудивший ее следователь. Но она была готова поддержать и его, лишь бы остаться в своих уютных и красивых палатах в Вознесенском монастыре и не переселяться на Богом забытую окраину страны. Уже через четыре для с помощью государевых дьяков она сочиняла грамоту в сибирские города, объясняющую перемены на троне. О Лжедмитрии она писала так: «Был на Московском государстве, и церкви Божии осквернил, и веру христианскую хотел попрати. Взял девку из Польши латынской веры и не крестил ее. Венчался с ней в соборной церкви Пречистой Богородицы, и помазал ее миром, и венчал ее царским венцом. Учинити хотел в Российском государстве латынскую веру и по своему дьявольскому умыслу всех хотел от Бога отвести».

Однако очень скоро оказалось, что жители других городов не захотели признавать Василия Шуйского законным царем. Более того, в северских городах прошел слух, что «царь Дмитрий» спасся, живет в Польше и вновь собирает войско для борьбы с узурпатором. Все это делало власть нового царя Василия очень непрочной, поэтому без помощи Марфы он уже не мог обойтись. Вновь инокине пришлось сесть с дьяками за написание грамот в мятежные города. Наибольшую опасность представлял Елец, где были собраны большие запасы оружия для похода на Азов. Туда и было направлено послание Марфы. В нем она попыталась объяснить, почему самозванец смог воцариться: «Он ведовством и чернокнижеством назвал себя сыном царя Ивана Васильевича. Омрачением бесовским прельстил в Польше и Литве многих людей. И нас самих, и родственников наших устрашил смертью. Я боярам, и дворянам, и всем людям объявила об этом прежде тайно. А теперь всем явно говорю, что он не сын наш, царевич Дмитрий, а вор, богоотступник и еретик». Для большей убедительности грамоту Марфы повез ее брат Михаил Нагой. Но ельчане не поверили изолгавшейся царице, решив, что на этот раз она выполняет волю царя-узурпатора. Движение против Шуйского начинало разрастаться.

В этой ситуации хитроумный царь Василий решил использовать новый козырь — останки настоящего царевича Дмитрия. С согласия Марфы в Углич были отправлены представители духовенства во главе с ростовским митрополитом Филаретом, бывшим опальным боярином Ф. Н. Романовым, которого Лжедмитрий вызволил из Антониево-Сийского монастыря и возвысил. Они вскрыли гробницу царевича в Преображенском соборе и обнаружили, что его мощи не истлели, сохранились даже одежда и обувь. Это было наглядным свидетельством его святости. Члены духовной комиссии с умилением написали царю, что сохранились даже орешки, которыми ребенок якобы играл перед смертью.

На самом деле и Марфе, и Василию Шуйскому было хорошо известно, чем играл Дмитрий перед гибелью, но об этом простым людям не следовало знать. Для них царевич должен был иметь образ невинной жертвы кровавых убийц, подосланных Борисом Годуновым. В угоду политической конъюнктуре царь Василий решил забыть о выводах Угличской следственной комиссии, которую когда-то сам возглавлял, и принял версию смерти Дмитрия, выдвинутую Марфой еще в 1591 году.

В начале июня было организовано торжественное перенесение мощей царевича Дмитрия из Углича в Москву. Встречать мощи святого вышли все: царь Василий, Марфа, московское духовенство, знать и тысячи горожан. Священники и монахи несли иконы, кресты и хоругви. Главная церемония состоялась за городом. Мощи Дмитрия были привезены на богато украшенной повозке. Марфе было позволено подойти к ней и посмотреть на то, что было когда-то ее ненаглядным ребенком. От нее требовалось публичное опознание останков. Вместе с царем Василием она послушно воскликнула: «Днесь зрим мы истинного юного Дмитрия, убиенного в Угличе, и Божие провидение сохранило его столь же свежим, как если бы его только сейчас положили в гроб». После этого все присутствующие стали славить и благодарить Бога за его милость и дарование людям необычайного чуда и нового святого. Однако некоторые современники усомнились в том, что тело царевича могло столь хорошо сохраниться в течение 15 лет. Они даже предположили, что вместо истлевшего Дмитрия на всеобщее обозрение был выставлен труп какого-то недавно умершего мальчика. Возможно, так оно и было, поскольку привыкшие лгать Василий и Марфа легко шли на любой обман. Тело святого с почетом отвезли в Архангельский собор и установили на особом помосте. Но приближаться к нему разрешалось далеко не всем. Считалось, что маловерующие могут осквернить его своим прикосновением. Только под присмотром священника болящим позволялось прикоснуться к раке святого и получить исцеление.

Наконец-то Марфа смогла успокоиться. Теперь ее как мать святого уже никто не осмелится тронуть. Действительно, царь Василий оставил