Японский гербарий - Уинифред Леннокс

— Мириады… мириады… листьев, — прошептала она. — Это то, что я искала… И я их нашла. Благодаря тебе, Кен.

Кен не вслушивался в ее бормотание. Кровь стучала в висках, давила на уши, его руки летали над Зигни. Пылающие подушечки пальцев прикасались, словно горячие угольки, к шее, к груди, пытались накрыть каждую клеточку желанного нежного тела.

— Этот гербарий мой? — шептала Зигни.

— Все, все твое… — отвечал Кен, расслышавший лишь последнее слово. — А это все мое… Я никогда никому не отдам, слышишь?

Зигни тихо рассмеялась.

— Но никто и не отнимает.

— Так ты отдашь это все мне? Да? — Кен на секунду поднял голову. — Ты согласна, да? Зиг!

Он еще спрашивает! — радостно удивилась Зигни. Да конечно согласна! Если именно Кена Стилвотера выбрала неведомая сила, ниспославшая мне то, чего я так ждала, могу ли я оттолкнуть его? Если благодаря ему мне открылось наконец зачем, для чего я пришла в этот мир, ради какого дела послан на Землю сгусток космической энергии в моем облике?

Губы Кена снова накрыли ее губы, Зигни больше не могла сопротивляться — не могла и не хотела. Да, не хотела, призналась она себе. Я не должна сопротивляться. Я должна открыться всему, что божественная сила намерена передать мне через Кена Стилвотера.

Я должна быть благодарна Кену.

Я буду ему благодарна.

Внезапно Кен отнял губы, легонько отстранил Зигни от себя и повел носом.

— Минуту, Зиг. Я бы не хотел сгореть в огне настоящего пожара.

Он подскочил к плите и выключил ее.

Зигни стояла не двигаясь, ее трясло, а в голове бились имена, которые ей удалось ухватить в книге: Хитомаро, Окура, Табито, Якамоти… Пятьсот авторов, слагавших стихи о любви и смерти, о страдании и радости много веков назад. Она будет вчитываться в каждый иероглиф, а потом обратит в слова, в строчки стихов. Потому что именно этими словами японцы выражали свою любовь к ее матери, свое восхищение к ее дару. Этими словами они оплакивали ее смерть в морской пучине.

Кен вернулся, подхватил Зигни на руки и, ни слова не говоря, понес в спальню.

Драпировки на окнах не открывались много лет, покрылись пылью, и солнце, с трудом проникая через толстую ткань, золотило радугой пылинки. Кровать, на которую Кен опустил Зигни, была большой и жесткой. Его губы, горячие и жадные, покрывали лицо и шею девушки поцелуями, а она чувствовала себя ледяной красавицей, которых отливают на Рождество в ее родной Арвике.

Да, лед недолговечен, а поцелуи Кена, словно мартовское полуденное солнышко, быстро растопили его. Тем более что внутри Зигни давно растаяла…

Кен сбросил с себя рубашку и, обнаженный по пояс, подался к Зигни. Его рука скользнула под ее тоненькую сиреневую майку, замерла и только потом медленно потянула ее край вверх.

— Кен, погоди… нет…

— Ты боишься меня, Зиг? Но я люблю тебя. Правда. Ну пожалуйста.

Его голос звучал так просительно, что Зигни почти рассердилась на себя, услышав собственный голос:

— Ох, Кен, я бы хотела, чтобы это произошло… не так.

Но руки Зигни помимо ее воли вцепились в плечи Кена, она притянула его к себе и почувствовала, как велико его желание. Кен застонал.

— О, Зиг, моя милая Зиг, ну пожалуйста…

Она дышала часто-часто, сердце колотилось, словно в экстазе, Зигни почти готова была уступить. Но внезапно она услышала голос Энн: «Никогда не предавай себя».

Не предавать себя? Так что же делать — поддаться желанию или, напротив, устоять перед соблазном? Она тихонько застонала и попробовала отстраниться. Капелька пота скатилась с горячего тела Кена и обожгла кожу на ее плече.

— Зигни, моя дорогая Зигни, я так хочу тебя… — выдохнул Кен прямо ей в ухо и оглушил на секунду.

Зигни показалось, что сейчас она лишится чувств, но она снова услышала шепот Кена:

— Зиг! Ты моя девочка!

— Да, да, — шептала она. — Но я хочу, чтобы мы… не сейчас, После, когда…

— Ты хочешь сказать, что согласна выйти за меня замуж? — Кен резко отодвинулся, внезапно осознав: он только что сделал предложение Зигни Рауд! Его сердце замерло в ожидании ответа. Зигни не отрываясь смотрела в его вдохновенное, решительное лицо. — Зигни, ну давай, давай скорее поженимся! — от произнесенных слов он спешил перейти к поступкам, и Зигни улыбнулась. — Ты ведь хочешь выйти за меня замуж, да? Ну скажи скорее!

— В этом нет никакого сомнения. — Она засмеялась.

Кен наклонился и поцеловал ее так нежно и так искренне, что Зигни едва не заплакала от невероятного ощущения, которое возникает, когда чего-то очень хочешь и это сбывается.

— Кен, так я могу взять эту книгу?

Кен уставился на нее, не понимая, о чем она говорит.

— Я знала, что книга существует, но никогда бы не подумала, что увижу ее, буду держать в руках, да еще такое давнее издание! Подумать только, она оказалась на чердаке этого дома! — Зигни тихонько засмеялась. — В американском городке Вакавилл, штат Калифорния!

— Но ты ведь понимаешь, это дом моего великого деда, малышка. — Кен потянулся к ней и снова крепко обнял.

— Пожалуйста, перестань, — тихо попросила Зигни. — Ты меня раздавишь. Жаркая волна поднялась и залила щеки, а потом опустилась вниз, и бедра вспыхнули огнем. — Кен…

Как бы хотелось ей сейчас отдаться ему! Страсть к Кену и к обретенной наконец цели собственной жизни соединились, и Зигни поняла, что готова отдаться тому и другому. Раствориться. Она не спрашивала себя, как отнеслась бы к Кену, не будь этого пыльного фолианта. Ясное дело, Кен вез ее сюда через всю Америку не за тем, чтобы показать домик знаменитого деда. Он предпринял романтическое путешествие, чтобы соблазнить. А что из этого вышло? Он сделал ей предложение.

А если бы не удивительная находка, я приняла бы это предложение? — вдруг пришла в голову Зигни неожиданная мысль.

Однажды Энн ей сказала:

— Девочка, ты из тех, чья душа питается словами. Чье тело будет сотрясаться от радости найденной рифмы.

В этой книге много слов. Тысячи, десятки тысяч. Нет, сотни тысяч слов. Значит, ее душе надолго хватит пищи. На годы.

— Имей в виду, — говорила Энн, провожая Зигни в очередной раз в аэропорт — Зигни прилетала на каникулы в Арвику, — многие мужчины захотят заполучить тебя. Но надо выбрать того, кого ты захочешь впустить в свою жизнь, а не только в постель.

— Энн, а ты никогда и никого не хотела впустить в свою жизнь? — спросила Зигни.

— Знаешь, я пока не нашла такого. Однажды я подумала, что нашла, но… Впрочем, неважно.

— Ты мне не расскажешь?

— Когда-нибудь. Тебе надо еще пожить на свете, чтобы понять то, что я тебе расскажу. Ты ведь знаешь, одна и та же книга, прочитанная в разном возрасте, воспринимается по-разному? Ты, конечно, и про это слышала, но вряд ли поняла сердцем.