Японский гербарий - Уинифред Леннокс

Она откинула волосы на спину.

— Откуда вы знаете?

— Северная девушка никогда не станет изучать наш язык просто так. У нее должна быть причина. Наш язык — это большой труд, на жизнь можно заработать гораздо легче.

— Да, у меня есть причина.

Сама не зная почему, Зигни рассказала про свою мать и про ее дивную арфу. Про отца, который посвятил жизнь северному эпосу. И, рассказывая, вдруг поняла, как соединились в ней пристрастия отца и матери.

— Поразительно! — воскликнула она.

— Вы о чем-то сейчас догадались? Да, я тоже. Вместе с вами. И знаете почему?

Зигни вскинула голову, отрывая взгляд от камней на зеленой лужайке.

— Кажется, знаю. Потому что сад камней обладает магической силой. Верно?

— Да. Это как хрустальный шар для некоторых магов. Для меня таков мой сад камней.

— Вы правы. Все, что можно знать, я узнаю. Но я хочу прочувствовать… Однако мне еще рано ехать в Японию. Там я еще буду просто туристкой.

— Вы умная, Зигни. И я вам готов помочь. Земля, на которую вы сейчас ступили, благословенная. Для тех людей, кто хочет оставить после себя след. Кен рассказывал вам про деда?

— Он был знаменитым ботаником.

— Верно. Но как он им стал? Он мог прожить в другом месте до седин и не состояться как ученый. Он сын пионера, который пришел сюда искать счастья и денег на золотых приисках. Билл исходил эту землю своими ногами, каждую ее пядь. Однажды он обнаружил неизвестный цветок и послал его в университет Беркли. Для идентификации. Но такой экземпляр никому не был известен. Вообразите восторг Билла! Университет ответил: новый экземпляр открыт вами и назван в честь вас. Вот так блестяще началась карьера Билла Рэдли.

— А вы? Что вы нашли здесь?

— Первые японцы появились в Вакавилле летом тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года. То были рабочие. Их успех привлек других. Белые садоводы поначалу их приветствовали с восторгом, японцы работали даже усерднее китайцев, уже освоивших здешние места. Наших сограждан приезжало сюда все больше — маленькая Япония вынуждала своих детей уезжать в другие места, чтобы состояться самому и кормить семью. Наше упорство известно всему миру. И к началу этого века в долине реки мы владели уже тремястами пятьюдесятью акрами земли и арендовали шесть тысяч триста акров, это более трети всей земли под фруктовыми садами. Но нам было мало только садов, мы начали заниматься бизнесом и торговлей. А это уже позволяло влиять на культуру всего сообщества, что пришлось не по вкусу остальным. Против нас началась компания. Газеты писали, что Вакавилл стал похож на пригород Токио, что японцы доминируют. А потом Перл-Харбор. Дальше вы хорошо знаете историю.

— Но вы — здесь?

— Да, в каждом сообществе есть самые стойкие. И самые изворотливые, если хотите. Можно назвать нас иначе — преданные своей идее, какой бы странной она ни казалась посторонним. Но мы не обращаем внимания на взгляды со стороны. Мы смотрим изнутри. Как и вы, полагаю.

Зигни улыбнулась.

— Можно мне сделать вас своим консультантом? В книге «Собрание мириад листьев» много реалий, которые непонятны неяпонцу.

— Да, вы оказались в ситуации, похожей на мою. — Мистер Нишиока понимающе кивнул. — Вы словно эмигрировали в виртуальную страну, которая мало общего имеет с действительностью.

— В вашей библиотеке много книг по Японии?

— Нет. У меня дома гораздо больше. — Он улыбнулся. — Но, может быть, я покажу вам кое-какие из них.

Зигни чувствовала себя так, будто уже знала сто лет Гарри Нишиока.

— Если я верно поняла, вы согласны стать моим сэнсеем?

— Если вы одарите меня такой честью. — Мистер Нишиока поклонился, ласково улыбаясь.

Внезапно в кабинет влетел Кен, глаза его горели.

— Простите, мистер Нишиока, но мы срочно уезжаем!

Зигни подняла бровь, недоумевая. Ведь они только-только начали понимать друг друга с этим осторожным японским старичком, походившим на сосуд с монетами, на клад, который ищут годами и редко находят.

— Но, Кен…

— Мистер Нишиока, я еще раз приношу свои извинения, Зиг приедет к вам с вопросами в следующий раз.

— С вашего позволения, мистер Нишиока, я позвоню вам, — сдержанно сказала Зигни, пытаясь восстановить атмосферу, царившую в кабинете мистера Нишиока до появления Кена.

— Конечно. — Он протянул ей свою визитную карточку. — Кен, вы точная копия деда.

— Когда он уже стал знаменитым или до того? — Молодой человек озорно улыбнулся.

— С годами Билл менялся, но мало. В вашем роду очень крепкие на перемены люди, — заметил Гарри Нишиока. — Вы только кажетесь подверженными внешним влияниям. Ваша суть неизменна. — Кланяясь, он проводил гостей и сказал Зигни на прощание: — Я буду ждать. Начинайте восхождение на Фудзияму. Вы на нее взойдете. И гораздо скорее, чем думаете. Но учтите: чем ближе к вершине, тем холоднее и более одиноко.

«Энн, как ты знаешь, это случилось. То, о чем мы говорили с тобой тогда. — Зигни жирно подчеркнула слово «тогда». — Да, я решила впустить в свою жизнь Кена Стилвотера, американца, и должна признаться, что произошло это достаточно неожиданно. Но я вышла за него замуж. Более того, я беременна, Энн. И рада этому обстоятельству. Правда, я стала ужасно толстой, и доктор обещает двойню. Хорошо, что не семеро. В одном из штатов, кажется в Айове, одна леди родила сразу семерых. Поскольку я плодовита, Энн, то хочу перевести все двадцать книг «Манъёсю», о которых я тебе уже рассказывала. Это именно то, чего я ждала от Провидения, и оно послало мне желаемое через Кена Стилвотера… Теперь мне совершенно ясно, для чего я пришла в этот мир».

Зигни запечатала письмо в конверт, написала адрес.

Итак, она теперь Зигни Рауд Стилвотер, которая, ожидая прибавления в семействе, с утра до вечера занимается любимым делом — переводит японские стихи.

Они с Кеном арендовали в Миннеаполисе дом, который Сэра Стилвотер лично подыскала для молодых. Дом небольшой, но уютный, с маленьким садиком под окнами, с двумя спальнями наверху и кабинетом для Зигни.

Зигни почему-то была уверена, что забеременеет, как только допустит до себя Кена. Они поженились не сразу после поездки в дом Билла Рэдли, а через полгода. Кен уже начал работать в известной таксидермической компании. Работы ее мастеров получали международные премии на выставках охотничьих трофеев. Кен мечтал попасть именно в такую компанию, и профессор Мантфель помог — дал блестящие рекомендации своему лучшему ученику.

Едва Зигни успела положить письмо на деревянный поднос, где уже лежали несколько писем для отправки, — она писала в разные издательства, желая найти тех, кого заинтересует ее работа, — как Кен, словно птица, за которой гонится коршун, влетел в комнату.