Диетлэнд - Сарей Уокер

С той самой секунды, как я увидела имя Верены Баптист на обложке, сознание то и дело возвращало меня в дом на Харпер-лейн. Девушка ничего не могла знать о моем прошлом или о том, что я была «баптисткой», но благодаря ей я не могла перестать думать о том времени, когда сама была в возрасте «девочек Китти». Я отодвинула ноутбук в сторону, взяла книгу и вновь погрузилась в нее. Я не была рада воспоминаниям, но они меня не спрашивали.

«Баптисткой» я стала, когда училась в десятом классе. Весной. Я болела и три дня провалялась дома, ничего не делая, только поглощая телевизионные передачи. Персонажи, населявшие дневное телевидение, были мне незнакомы. Как и улыбающиеся люди, рекламирующие кучу всяких товаров, о существовании которых я даже не подозревала. Я никогда раньше не слышала о Юлайле Баптист. Как и о ее программе снижения веса. Пока не увидела Юлайлу в серии красочных рекламных роликов.

В начале каждого экран заполняла старая фотография Юлайлы – большущая женщина в выцветших джинсах чудовищного размера, которая закрывала лицо руками, словно пытаясь защититься от вездесущего объектива фотоаппарата. Голос за кадром вещал: «Это я, Юлайла Баптист. Я была настолько толстой, что даже не могла играть со своей дочерью». Затем на фоне запели грустные скрипки, достигая крещендо тогда, когда тоненькая, как тростинка, Юлайла прорывалась сквозь фотографию, разрывая ее в клочья. Она стояла на фоне того, что осталось от фотографии, в победной позе, воздев руки к небесам.

Следующий кадр переносил нас на залитую солнечным светом кухню Юлайлы, где она сидела за столом, накрытым скатертью в красно-белую клетку, и, улыбаясь зрителям, сообщала:

– Следуя пути «баптистов», вам больше не придется морить себя голодом. На завтрак и обед для вас приготовлены нежнейшие коктейли со вкусом настоящих персиков из Джорджии. На ужин вы можете выбрать все, что душа пожелает, из огромного меню. Прямо сейчас я наслаждаюсь цыпленком и клецками.

Юлайла со своим бессменным золотым крестиком на тонкой шее и не менее золотистыми волосами, уложенными во французский узел, отложила вилку и посмотрела прямо в камеру, которая приблизилась к ее лицу:

– Питаясь по «Программе баптистов», вам больше не нужно будет ходить за продуктами и готовить. Программа предоставляет все необходимое, кроме силы воли. Этот секретный ингредиент вы должны будете добавить в блюдо сами!

Каждые двадцать минут эта женщина появлялась на экране, прорываясь через свои гигантские джинсы. Ее сопровождали и другие «фоторазрывательницы». Например, Роза, двадцать три года: «Если бы мне пришлось выглядеть как корова в подвенечном наряде, я бы осталась старой девой». Плачущие скрипки – и «Та-дам!». Фото разрывается, Роза становится худышкой. Марси, пятьдесят семь лет: «Муж хотел отправиться в океанский круиз, но я сказала: «Нет уж, дорогой мой! Эти ноги ни за что не влезут в шорты!» Плачущие скрипки. Та-дам! Марси стала худышкой. Синтия, сорок один: «После того как муж погиб в авиакатастрофе DC-10 в Чикаго, в день я съедала по крайней мере десять тысяч калорий. Если бы Родни был жив, он бы стыдился меня». Плачущие скрипки. Та-дам! Синтия стала худышкой.

Часами я сидела перед телевизором, словно загипнотизированная, ожидая рекламы. Я откопала свой прошлогодний школьный альбом и нашла фотографию себя на странице сорок два: «Алисия Кеттл работает над своим научным проектом в библиотеке». Я представила себе это фото в телевизоре – я в бессменном черном платье, с толстыми ногами и вторым подбородком. Та-дам! Я уничтожаю эту толстуху. Алисия становится худышкой.

Я записала бесплатный номер, твердо решив вступить в ряды «баптисток», хотя прекрасно знала, что мама этого не одобрит. Во всех вопросах она придерживалась философии: «Играй картами, которые тебе выпали!», будь то рост, вес или цвет волос. «Ты прекрасна такой, какая ты есть!» – всегда говорила мне она; я знала, она верит в это. Однажды, когда мы в очередной раз ругались из-за диеты, она сказала: «У тебя бабушкина фигура!», что означало: «У тебя бабушкина фигура, и ты ничего не можешь с этим поделать!»

Сколько бы я ни умоляла, она никогда не позволяла садиться на диету. Мать моей подруги Николетты была участницей «Худого дозора», и я втайне попросила ее скопировать их материалы для меня. Я пыталась следовать диете самостоятельно, но не знала, сколько калорий было в блюдах, которые Делия приносила домой из ресторана, будь то лазанья или цыпленок. Слишком много ингредиентов для подсчета. Я стала есть меньшие порции и иногда пропускала обед в школе, но мне не нравилось быть голодной. В школе были девочки, которые морили себя голодом, я не знала, как они это делают, и завидовала им. Когда когти голода терзали мой желудок, я не могла ни на чем сосредоточиться. А когда я не могла ни на чем сосредоточиться, мои оценки в школе непременно ухудшались.

«Следуя пути «баптистов», вам больше не придется морить себя голодом!» – улыбаясь, говорила в рекламе Юлайла. Эти слова притягивали меня, как магнит. Правда, я не знала, как заплатила бы за «Программу баптистов», но я бы что-нибудь придумала. Я пребывала в эйфории от тайного плана. В последний день десятого класса мы с мамой пошли в ресторан. Когда вернулись, то застали у дома очередного кинопаломника на коленях, отдающего дань уважения Мирне Джейд. Завидев меня, он щелкнул фотоаппаратом. «Красо-о-отка!» – протянул он. Никто, кроме моих родителей и Делии, никогда не называл меня красивой. Я воспрянула духом. С тех пор как я решила стать «баптисткой», во мне произошли изменения. Сама мысль об этом делала меня в душе легче на несколько килограммов.

Мне было все равно, что в тот вечер я не пошла на танцы в честь окончания учебного года. Мне не нужны были танцы и парни. Приближались летние каникулы, за ними – мой последний год в школе, после которого я решила уехать учиться в колледж в Вермонте. А благодаря «Программе баптистов» я бы похудела к первому учебному году. Никто там и не узнал бы о существовании жирухи Плам. Я бы даже перестала называть себя Плам. Я бы представлялась своим настоящим именем, Алисией.

Если бы кто спросил Плам, я бы ответила: «Что за Плам? Нет такой!»

Та-дам!

* * *

После школы я не встречалась с подружками, не посещала кружки или секции. Я сидела дома и делала домашнюю работу. Я всегда усердно училась, хотя никто не заставлял меня. Во второй половине дня, одна в доме на Харпер-лейн, я сидела за обеденным столом на кухне в свете настольной лампы и зубрила. Занавески на кухне были наглухо задернуты. Иногда люди стучали в дверь или бросали камни в окна, дергали дверные ручки. Я слышала их гоготание и смех. Я не обращала внимания. Старалась быть невидимкой.

Когда моя мать возвращалась домой с работы, она раздвигала шторы, впуская солнечный свет.

– Какая чудесная погода! Почему бы тебе не прогуляться? – улыбаясь, говорила она, но я сбегала в полумрак своей комнаты. Однажды Делия предложила отправиться с ней в ресторан после обеда. Сказала, домашнюю работу можно сделать и там. Держу пари, идея исходила от мамы, как бы непосредственно ни старалась звучать Делия.

Ресторан практически пустовал в часы между обедом и ужином. Мы с Делией сидели на красном диванчике из искусственной кожи в углу – Делия, погруженная в свои документы, и я, корпящая над задачкой по геометрии или читающая толстенные тома русских классиков для углубленных занятий по литературе. Иногда Николетта присоединялась ко мне, и мы вместе делали химию или французский.