Диетлэнд - Сарей Уокер

– Вам не обязательно включать меня.

– Обязательно, обязательно! – сладеньким голоском пропела Китти. – То, что ты работаешь дома, не значит, что ты не одна из нас. Рассказать, что произошло со мной вчера, когда я тестировала гель для бритья? Сижу я на краю ванны, ногу вытянула так, чтобы можно было упереться ей в раковину. Представила, да? – Китти была почти два метра в высоту, так что я спокойно могла вообразить себе ее ногу, протянутую от ванны до раковины, как изящный мост из слоновой кости. – Брею ногу и не осознаю, что нечаянно задела лезвием вросший волосок на голени. Я бреюсь, а крошечная капля крови падает с моей ноги на кафельный пол. Ты знаешь, моя ванная полностью белая, и эта капелька… словно маленький красный цветок посреди сугроба. Единственное пятно цвета. Я смотрела на нее, и, только не смейся, – я смотрела и думала: «Как красиво!» Я просто сидела и смотрела на свою кровь. И думала: «Это моя кровь». Конечно, мы, женщины, видим свою кровь каждый месяц, но это не было противно или грязно, понимаешь? Я провела бритвой по ранке еще раз. Больше капель на полу. Струйка крови побежала по моей голени. Если бы мой любовник не постучал в дверь, я бы могла заниматься этим всю ночь.

Китти все говорила и говорила о своей крови на белоснежной плитке, но в моей голове звучал другой, полный тревоги голос: «Привет, Китти. Мне нравится резать грудь опасной бритвой… Мне нравится обводить лезвием соски и смотреть, как кровь пропитывает лифчик… Это ужасно, но мне так хорошо, когда я режу себя. Это больно, но так приятно».

Китти ушла, а я снова уселась на диван в форме губ, ожидая редактора отдела красоты. Головокружение и тошнота – постоянные спутники моих визитов в Остен-тауэр – не заставили себя долго ждать, поэтому я отправилась в дамскую комнату по лабиринту коридоров, завешанных гигантскими обложками журнала. Все равно что нащупывать путь в хижине охотника, где на тебя всюду смотрят головы убитых животных – модели с остекленевшим взглядом. Так что я шла, уныло глядя на ковер под ногами, пока не добралась до туалета; внутри группка девушек о чем-то оживленно сплетничали у зеркал и раковин. Я закрылась в одной из кабинок в конце и начала медленно вдыхать и выдыхать, уставившись на дверцу кораллового цвета. Тошнота усиливалась, меня мутило, я почувствовала, как что-то бурлит внутри, кувыркается, будто одинокий носок в сушилке. Я склонилась над унитазом, принялась давиться, тужиться, но ничего не вышло. Девушки у раковин разом перестали болтать, и мне стало стыдно за звуки, которые я издавала.

Когда тошнота немного отступила, я опустилась на пол, не в силах стоять на ногах. Девушки возобновили разговор, который перемежался звуком льющейся воды. Затем разговор прекратился. Я услышала, как открывается и закрывается дверь.

Я прильнула спиной к стене кабинки, глубоко вдохнув затхлый воздух уборной, отчего снова начало тошнить. Я провела рукой по трем резинкам, которые сдавливали мою, если можно так сказать, талию, – от юбки, колготок и утягивающего белья.

Дверь в уборную вновь открылась и закрылась.

– У тебя там все хорошо? – раздался голос с другой стороны кабинки. Странно знакомый. Под дверью я увидела ноги в полосато-зеленых, как корка арбуза, колготках и в черных армейских ботинках с развязанными шнурками.

Возможно ли?

– Я оставила для тебя кое-что на кухне, – сказала она и была такова.

Услышав звук закрывающейся двери, я собралась с силами, поднялась на ноги и подошла к раковине, чтобы вымыть руки, совершенно обескураженная неожиданным появлением преследовательницы в Остен-тауэр. Я задумалась, может, девушка ждет меня на кухне для персонала? Но когда я пришла туда, ее там не было. Я огляделась вокруг, совершенно не представляя, что девушка могла оставить для меня, пока не приметила «барахолку».

Все, что не было использовано в журнале, сваливалось на специальный стол на кухне, откуда любой мог взять, что ему захочется. Я покопалась в куче: сумочка со сломанной бамбуковой ручкой, несколько пар дешевых пластиковых сережек, тюбики с блеском для губ, еще много разного барахла, но ничего, что, казалось, было бы там для меня. Рядом со столом на полу стояла коробка с книгами. Я наклонилась, чтобы просмотреть: несколько подростковых сентиментальных романов, запрещенная биография поп-певца… Наконец, я увидела ее. «Приключения в Диетлэнде». Книгу за авторством Верены Баптист.

Имя было мне незнакомо, пока я не прочла аннотацию на задней стороне обложки. Когда я поняла, кто она такая, я невольно закрыла глаза. Может быть, я и находилась внутри сверкающей башни, на высоте тридцати этажей, окруженная стеклом и сталью, но в своей голове я вернулась на Харпер-лейн, назад во времени, в дом моего детства. Что-то защемило у меня в сердце, как всегда бывало, когда меня накрывали воспоминания. Откуда девушка это знает? Она не могла знать.

Я открыла книгу в надежде, что внутри отыщется записка или что-то еще, чтобы сообщить мне, что я нашла правильную подсказку в ее «охоте за сокровищами», но там ничего не было. Я запихнула книгу в сумку и двинулась к двери, как вдруг она внезапно отворилась передо мной.

– А я тебя везде ищу. – Помощница редактора отдела красоты всучила мне сумку с продукцией, которую я должна была протестировать.

– Ты, случайно, не знаешь девушку в армейских ботинках и цветных колготках? – спросила я, забирая сумку. – У нее еще черные стрелки на глазах. Может, она здесь стажер?

Помощница лишь пожала плечами. Я вышла с кухни и поспешила к лифтам. Когда я уже ехала домой на метро, достала из сумки «Приключения в Диетлэнде». Стоило мне прочитать первые строки: «До моего рождения моя мама была стройной молодой женой…», поезд тронулся с платформы и вошел в туннель, унося меня прочь от Остен-тауэр.

Итак, все началось.

Спустя четырнадцать часов езды из Бойсе до Лос-Анджелеса в душной машине моя мать и я прибыли к тридцать четвертому дому по Харпер-лейн, раскрасневшиеся от жары и усталости. Моя двоюродная бабушка Делия и ее второй муж Герберт жили в небольшом каменном доме, входная дверь которого была скрыта густыми порослями кеннедии шарлаховой и бугенвиллеи. Задний двор зеленел пальмами и лимонными деревьями.

– Ты скоро вернешься домой к папочке, – прошептала мне Делия, когда я вылезла из машины. – Просто дай маме немного времени.

После того как сын Делии, Джереми, уехал учиться в колледж, она долгое время жила одна в каменной обители, пока не вышла замуж за Герберта, а потом и нас пригласила к себе. Мама устроилась в бывшем кабинете – комнате с черно-белым телевизором и раскладным диваном. Меня же поселили в свободную спальню, окна которой выходили на… пальму, точнее, на ее огромный ствол с узором из коричневых треугольничков, как шея жирафа.

После телефонных звонков отцу и обещанной поездки в Диснейленд мама уединилась в кабинете, лишь изредка покидая свое логово, и так до конца лета. Если я хотела увидеть ее, то на цыпочках прокрадывалась в кабинет и сворачивалась калачиком на диване рядом. Плотные занавеси закрывали окна, было темно; я не видела мамы, но могла почувствовать, как она играет с моими волосами. Я могла лежать рядом с ней часами, прислушиваясь к жужжанию вентилятора в углу и вдыхая запах ее пота.