Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905—1917 - Ричард Пайпс

Поначалу Гапон заботился лишь о духовном благосостоянии своей паствы. Но к концу 1904 года, под впечатлением от Земского съезда и сопровождавшей его общественной кампании поддержки, он пришел к убеждению, что рабочим следует вместе с другими сословиями углубиться в политику52. Он попытался установить связь с социал-демократами и социалистами-революционерами, но они оттолкнули его. В ноябре 1904 года Гапон вошел в сношения с петербургской организацией «Союза освобождения», которая не могла не воспользоваться счастливой возможностью вовлечь его в свою деятельность. Как вспоминал Гапон, «тем временем в ноябре состоялся Земский съезд, за которым последовала петиция российских адвокатов даровать закон и свободу. Я не мог не чувствовать, что день, когда свобода будет вырвана из рук наших вечных угнетателей, близок, однако в то же время ужасно боялся, что, не имея поддержки со стороны масс, попытка может потерпеть неудачу. Я встретился с несколькими либералами-интеллигентами и спросил, что, по их мнению, могут сделать рабочие, чтобы помочь освободительному движению. Они посоветовали мне тоже составить петицию и предъявить ее правительству. Но я не думал, что такая петиция может что-нибудь дать, если она не будет сопровождаться большой промышленной стачкой»[6].

Свидетельства Гапона не оставляют сомнения, что челобитная рабочих, приведшая к кровавой расправе, была задумана советчиками из «Союза освобождения» как часть кампании торжественных обедов и профессиональных съездов. В конце ноября Гапон согласился ознакомить свое Собрание с резолюциями Земского съезда и распространить среди его членов публикации «Союза освобождения»53.

Случай объявить крупную забастовку представился 20 декабря 1904 года в связи с увольнением четырех рабочих Путиловского завода — членов Собрания. Поскольку на Путиловском заводе недавно создалась соперничающая рабочая организация, рабочие увидели в этом увольнении гонения на их Собрание и поддержали забастовку. К ним присоединились другие заводы. 7 января бастовало около 82 тыс. рабочих, а на следующий день их число возросло до 120 тыс. В Петербурге уже не действовало электричество и не выходили газеты, все общественные заведения закрылись54.

По примеру земской кампании подачи петиций Георгий Гапон 6 января назначил на следующее воскресенье (то есть 9 января) выступление процессией к Зимнему дворцу, чтобы вручить царю челобитную от рабочих. Как и все документы, составленные «Союзом освобождения» или при его участии, петиция обобщала и политизировала конкретные и вполне неполитические требования, провозглашая, что нельзя ждать улучшения положения рабочих без радикальных изменений во всей политической системе. Написанная выспренним слогом, имитирующая простонародную речь, петиция содержала требование Учредительного собрания и другие, заимствованные из программы «Союза освобождения»55. Копии челобитной Гапон разослал высшим сановникам. Подготовка к демонстрации разворачивалась вопреки сопротивлению социалистов.

Поскольку собрание было официально санкционировано, у рабочих не возникало и тени сомнения, что их демонстрация пройдет мирно и организованно. Но правительство забеспокоилось, что процессия из десятков тысяч рабочих может выйти из-под контроля и представит угрозу общественному порядку. В глазах властей Гапон был не столько агентом полиции, сколько «убежденным до фанатизма социалистом», пользующимся покровительством полиции для достижения своих собственных революционных целей. Опасались также и того, что беспорядками воспользуются социалисты для осуществления своих задач56. 7 января Фулон призвал рабочих воздержаться от выступления, пригрозив в случае необходимости применить силу. На следующий день был отдан приказ об аресте Гапона, но ему удалось скрыться.

В тот же вечер, 8 января, Мирский созвал экстренное совещание министров и высших чиновников, с которыми смог связаться, — собрание слишком случайное, чтобы разрешить ситуацию, чреватую глобальным кризисом. Было решено демонстрацию не запрещать, но поставить пределы, за которые она не должна выходить. Путь к Зимнему дворцу по этому плану должен был быть отрезан. Если не удастся остановить демонстрантов убеждениями, стоящим в оцеплении войскам следует открыть огонь. Однако все были уверены, что применять силу не придется. Царь отнесся к 120-тысячной рабочей стачке и намечавшейся демонстрации как к событию тривиальному; накануне страшной бойни он записал в дневнике: «Во главе союза какой-то священник-социалист Гапон». Уверенный, что ситуация контролируется, он уехал в Царское Село.

Фулон, ответственный за безопасность в столице, хотя и имел опыт службы в жандармерии, человеком был мягким, интеллигентным, по словам Витте, чуждым полицейским приемам, ему бы больше подошло заведовать петербургскими институтами57. Но согласно принятым накануне решениям он расставил вооруженные войска на ключевых позициях в городе.

Когда в воскресенье утром рабочие стали сходиться к шести сборным пунктам, стало очевидно, что столкновения не избежать. Демонстранты были охвачены религиозным подъемом и готовы принять мученическую смерть: накануне вечером некоторые из них написали прощальные письма. Колонны двигались крестным ходом — с иконами и пением. В центре города прохожие, завидев процессию, снимали шапки и крестились, некоторые вливались в ее ряды. Звучал благовест. Полиция не вмешивалась.

В конце концов демонстранты наталкивались на военное оцепление. В некоторых местах войска давали предупредительный залп в воздух, но толпа, теснимая задними рядами, напирала. Солдаты, не зная, как себя вести в подобной ситуации, реагировали единственным доступным им способом — палили без разбору в надвигающуюся массу. Самая ужасная свалка произошла у Нарвских ворот, в юго-западной части города, где во главе колонны шел Гапон. Войска дали залп, и демонстранты бросились на землю, было убито 40 человек. Гапон вскочил на ноги и закричал: «Нет у нас больше Бога, нет больше царя». Но и в других частях города шли расстрелы. Хотя журналисты говорили о 4600 убитых и раненых, по самым точным оценкам было убито 200 человек и ранено 800[7]. Немедленно беспорядки распространились по всему городу. К вечеру начались грабежи, особенно оружейных и винных магазинов58.

«Кровавое воскресенье» вызвало волну возмущения, прокатившуюся по всей стране, и навсегда разрушило в глазах народных масс образ «доброго царя».

18 января получил отставку Мирский, не услышав на прощанье даже слова благодарности из царских уст: он был первым министром внутренних дел за весь столетний период с момента учреждения этого поста, ушедшим в отставку без почетного титула или хотя бы ордена59. Пришедший ему на смену бесцветный бюрократ АХ.Булыгин тоже изо всех сил, пока это допускали приличия, уклонялся от чести носить титул министра. Истинная власть перешла в руки Д.Ф.Трепова, который сменил Фулона на посту петербургского градоначальника. Бравый офицер, пользующийся безграничным доверием монарха, ценившего его искренность и бескорыстие, он в первые месяцы по вступлении в должность оказывал на своего господина весьма благотворное влияние, убедив его пойти на уступки, которых тот предпочел бы избежать[8].