Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905—1917 - Ричард Пайпс

Немедленной реакцией царя на Цусимское поражение было наделение управляющего министерством внутренних дел Трепова чрезвычайными полицейскими полномочиями, благодаря чему, по словам Витте, он сделался «негласным диктатором»76. Кроме того, Николай стал искать пути мирного урегулирования конфликта с Японией. Эта сложнейшая миссия была поручена Витте, который в июне отправился в США, в город Портсмут, где были назначены переговоры под покровительством президента Теодора Рузвельта.

Граф С.Ю.Витте — самый выдающийся политик уходящей России. Было бы натяжкой назвать его великим государственным мужем, ибо он не отличался особой политической дальновидностью. Но он обладал талантом (весьма редким в России, где и правительству и оппозиции было в равной мере свойственно замыкаться на своих принципиальных позициях) — вести политику как игру возможностей и, проводя или рекомендуя те или иные меры, довольствоваться выбором меньшего из двух зол. Как и многие преуспевающие политики, он умел соблюсти собственные интересы под видом служения общественному благу. Никто лучше него не мог бы провести Россию сквозь революционные бури: он обладал крайне обостренным политическим чутьем и завидной энергией. К несчастью для Витте, а возможно, и для России, Николай не любил его и не доверял ему. Царю, с его мягкими изысканными манерами, был невыносим грубоватый и властный тон министра, к тому же женившегося на разведенной женщине, жевавшего резинку и слывшего (ложно) масоном.

Витте происходил из обрусевших шведов. Карьера его началась в департаменте железных дорог министерства торговли. Ранние его политические взгляды были националистическими и промонархистскими: после убийства Александра II он вступил в правую организацию «Священное братство», ставившую целью повернуть оружие террористов против них же самих. По его мнению, России нужна была сильная и неограниченная монархия, потому что более трети ее населения составляли «инородцы»77. Но он стремился прийти к соглашению с оппозицией и репрессиям всегда предпочитал компромисс. Человек незаурядных административных дарований, он быстро продвигался по служебной лестнице: в 1889 году получил пост министра путей сообщения, а уже в 1892-м был назначен министром финансов. Он вынашивал и осуществлял смелые планы индустриального развития России и сыграл большую роль в получении заграничных займов, добрая часть которых пошла на постройку железных дорог и на выкуп частных железнодорожных концессий. Его политика усиленной индустриализации вызывала недовольство с разных сторон: и поместного дворянства, и, в особенности, чиновников министерства внутренних дел, которые считали, что он ниспровергает аграрные начала государства.

В 1903 году Витте был выведен в отставку с поста министра финансов и получил чисто почетную должность председателя Совета министров, но теперь о нем вспомнили и послали с дипломатической миссией в Соединенные Штаты. Наставления он получил самые туманные, но ни при каких обстоятельствах он не должен был соглашаться «на отдачу Японии хотя пяди исконно русской земли» или выплату контрибуций78. Во всем остальном он должен был действовать по своему усмотрению. Витте, прекрасно представлявший соотношение сил, понимал, что у России есть еще козырные карты, ибо и японская экономика испытывала в связи с войной сильное напряжение, и Япония не меньше России стремилась прийти к мирному соглашению. В Америке Витте сумел сыграть на антияпонских настроениях американцев и завоевал симпатии публики такими демократическими жестами, как обмен рукопожатиями с железнодорожными инженерами и позирование дамам с фотоаппаратами, что, как он признавался, давалось ему, непривычному к таким представлениям, с большим трудом.

В России известия о Цусимском поражении усугубили политическую напряженность. 2 мая Петербургская дума проголосовала за политические реформы, на следующий день то же произошло в Московской думе. Это были значительные сдвиги, поскольку до сих пор органы городского самоуправления оставались более сдержанными, чем земские, и стояли в стороне от освободительного движения. 24–25 мая земцы провели собрание совместно с представителями дворянства и городских дум79. Резолюция собрания призывала к созыву всероссийского представительного органа, избранного на основе тайного, равного, всеобщего и прямого голосования; среди подписавших ее были двадцать председателей городских дум80. Совещание избрало депутацию для встречи с царем, которую он принял 6 июня. Говоря от имени всей группы депутатов, князь Сергей Трубецкой просил царя допустить народных представителей к прямым переговорам с ним. Он говорил о том, что военные поражения возбуждают разговоры об «измене» в верхах. Не уточняя характера народного представительства — быть ему консультативным или законодательным, — Трубецкой предлагал проводить выборы в него не по сословному признаку, а на демократических основах. Ведь и сам русский царь, убеждал Трубецкой, «не Царь дворян, не Царь крестьян или купцов, не Царь сословий, — а Царь всея Руси». Царь заверил депутацию, что его воля созвать выборных от народа непреклонна81. Эта встреча явила исторический прецедент — впервые правитель России соизволил принять представителей либеральной оппозиции, ратующей за конституционные перемены.

О широте распространения мнения о необходимости таких перемен можно судить на основании того факта, что предводители дворянства на своем совещании, состоявшемся 12–15 июня, пришли к заключению: «Россия — в преддверии анархии: осталась только тень правительства». Чтобы восстановить государственную власть, государю в делах правления следует опираться не только на чиновников, но и на «выборных от своей земли»82.

Оппозиционным движением на данном этапе руководили либералы и либерал-консерваторы, видевшие в установлении конституционных и парламентских начал путь к укреплению государства и способ отвратить революцию83. Революционеры по-прежнему играли лишь второстепенную роль и шли за либералами. Такая расстановка сил сохранялась вплоть до октября.

23 июня в газетах появились первые сообщения о ведущихся в правительстве обсуждениях касательно Думы, как суждено было именоваться новоявленному представительному органу. В июле просочилась дополнительная информация о секретном совещании в Петергофе. (Исходили эти сведения от профессора русской истории Московского университета В.О.Ключевского, участвовавшего в качестве консультанта в подготовке проекта84.) Положения конституции, получившей название «Булыгинской», были официально опубликованы 6 августа85. Однако публика если и была разочарована, то, благодаря просочившимся слухам, не была удивлена. Все как обычно — слишком мало и слишком поздно. То, чего все жаждали шесть месяцев назад, теперь уже не могло удовлетворить никого: в то время как оппозиция требовала законодательного парламента и даже Учредительного собрания, правительство предлагало бессильный совещательный орган. Роль новой Государственной думы была сведена к обсуждению законодательных предложений, представленных на ее рассмотрение правительством, и передаче их в Государственный совет для окончательного решения. Правительство даже не обязано было совещаться с Думой: ведь в документе недвусмысленно заявлялось о незыблемости основного закона о «существе Самодержавной Власти». Как уступка либеральным чаяниям, система выборов должна была основываться не на сословном принципе, а на имущественном, и имущественный ценз был достаточно высок. Многие нерусские регионы империи были лишены права голоса; не участвовали в выборах и рабочие. В Санкт-Петербурге и Москве только 5—10 % населения отвечало цензовой норме, а в губернских городах соотношение едва достигало 1 %86. Система выборов была сознательно перекошена в пользу крестьян Великороссии. Согласно Витте, на обсуждении в Булыгинской комиссии было признано, что «единственное, на кого можно положиться при настоящем смутном и революционном состоянии России, есть крестьянство, что крестьяне представляют собой консервативный оплот государства, а поэтому и выборный закон должен быть основан главным образом на крестьянстве, т. е. чтобы Дума была по преимуществу крестьянской и выражала крестьянские взгляды»87.