Распускающийся можжевельник - Кери Лэйк

снимает пистолет со своего бока, и холодный металл упирается мне в лоб.

— Мы здесь не терпим наглости. Это усложняет ситуацию.

Подумать только, что в какой-то момент я буду смотреть в дуло пистолета. Я прищуриваю глаза, когда их обжигают слезы, мысленно принося извинения своей матери. Я подвела ее. Она сказала мне остаться в живых, защитить моего брата, и я потерпела неудачу.

Ожидание воспоминаний о моей жизни, кажется длится целую вечность, поскольку все что я могу уловить — это пустота, где тикающие секунды, кажется идут в ногу с моими судорожными вдохами.

По какой-то глупой причине я задаюсь вопросом, будет ли больно когда пуля пробьет мой череп, но эта мысль быстро подавляется, когда я открываю глаза и вижу темноволосого мужчину, стоящего рядом с блондином и направляющего пистолет к земле.

— Имя.

— Дэниел. Я ненавижу, что мой голос слабый. Мягкий. Испуганный. Если бы не Абель, я могла бы встретить смерть с большим достоинством, но сейчас я чувствую, что могу обоссаться.

Его взгляд перебегает с книги в моей руке на меня.

— Тебе нравятся книги? Дэниел. Его голос кажется почти далеким, эхом в моей голове, которое с трудом разносит хаос кружащихся там мыслей.

Я бездумно провожу большим пальцем по обложке, не поднимая на него глаз, и киваю.

— Ты умеешь читать? Писать?

Я снова киваю, отводя от него взгляд. Поскольку школьное образование не является обязательным, многие дети в моем улье не умеют ни читать, ни писать.

— Кто тебя научил?

Верхняя часть книги расплывается от слез в моих глазах, и как будто я все еще чувствую, как рука моей матери обнимает меня, пока она указывает на слова на странице, я слегка потираю большим пальцем призрачное прикосновение, которое остается на моей коже.

— Моя мать.

— Скажи мне, почему ты готов умереть за этого ребенка.

— Он мой брат. Я поднимаю взгляд, и в этот момент весь яд вытекает из моих вен, разливаясь по коже горячей волной гнева.

— Я бы убил ради него.

Уголки его губ приподнимаются в невеселой улыбке, и я задаюсь вопросом, улыбался ли он когда-нибудь по-настоящему, вообще, в жизни. Если этот человек настолько зол, что в его глазах никогда не появлялись морщинки от искреннего смеха.

— Ты пойдешь со мной.

Я не знаю, что это значит. Возможно, мой смертный приговор заключен в четырех простых словах.

Он продолжает дальше по линии, продолжая с того места, на котором остановился, и челюсть блондина сдвигается, о чем я могу только догадываться, это тихая ненависть, таящаяся в его глазах. Мне не нравится этот человек или то, как он смотрит на моего брата сверху вниз, как ребенок, который нашел чужую игрушку, чтобы испортить.

— Эй, — осмеливаюсь выпалить я, чувствуя как в груди сжимается кулак паники, когда взгляд темноволосого скользит от следующего заключенного обратно ко мне.

— Мой брат… он может остаться со мной?

Мужчина переводит взгляд на Абеля и обратно.

— Нет. — это все, что он говорит, уходя, и у меня голова идет кругом от необходимости придумать план.

Из-за попрошайничества меня убьют, но я не позволю им забрать моего брата.

Слова моей матери, сказанные раньше, проскальзывают у меня в голове. Ты должна жить. Я делаю и буду делать это ради Абеля. Я тоже буду бороться за него.

— Тогда я никуда с тобой не пойду.

Темноволосый улыбается и обменивается взглядом и кивком с блондином.

Блондин хватает Абеля за плечо, направляя его вперед.

Срабатывает инстинкт. Я бросаюсь к нему и кусаю его за руку.

Его проклятия отдаются эхом в моем черепе, и резкая боль пронзает шею сбоку, сопровождаясь глухим стуком, который звучит так, будто воздух проталкивают через трубку. Я отшатываюсь назад, мои мышцы холодны и слабы, в то время как все вокруг вращается слишком быстро, чтобы я могла за ним поспевать. Вид вокруг меня уменьшается до булавочного укола, а крики Абеля эхом отдаются в моем сознании.

Глава 4

Рен

Конечно, я вернулась.

Заглядывая в дыру у основания стены, я ищу на четвереньках насколько позволяет мой ограниченный обзор. Я должна знать, что с ним случилось. Кошмары преследовали большую часть моего сна, из-за чего я устала и расстроена, когда не вижу мальчика.

— Тогда почему ты сбежал! Это была твоя вина!

Опираясь на одну ладонь, я стучу по виску другой, заглушая тупую боль, которая с тех пор расцвела там.

— Уходи, — шепчу я.

— Не сегодня. Не сегодня. Не сегодня.

Мой разум говорит мне сдаться и найти место, чтобы спрятаться, где я смогу упрекнуть себя за то, что отпугнула его. Мой разум говорит мне, что он мертв и что это моя вина. Я стараюсь не слушать свою голову, хотя чем я могу ей помочь, потому что она не всегда говорит мне поступать правильно. Иногда она говорит мне причинить боль другим или самой себе, и прямо сейчас мой разум хочет, чтобы я нашла в этом лесу самую грубую кору и терлась о нее запястьем, пока оно не начнет кровоточить и саднить. Наказание за то, что напугала мальчика.

Но если я это сделаю, папа начнет задавать вопросы, а мне не хотелось бы его разочаровывать, потому что он единственный человек в этом месте, который не смотрит на меня как на сумасшедшую.

Я не сумасшедшая. Я не могу избавиться от мыслей, которые проносятся у меня в голове, и не то чтобы я думала о них все время. Это только когда я чувствую боль или печаль, то что я чувствую к этому мальчику.

Но больше всего меня пугают мрачные моменты. Когда я не могу вспомнить ничего из того, что сказала или сделала. Только голоса заполняют пустоту, говоря мне, что я все еще жива и должна проснутся. Когда я это делаю, у меня обычно возникает ощущение холода и тошноты в животе, кожа покрывается потом, а перед глазами нависает пустота. Я уже некоторое время сдерживаю темноту, но боль означает приближение темноты. В голове становится легко, как и в животе.

Я сижу, схватившись за голову, кажется целый час, ожидая, когда эта черная дыра засосет меня, когда я слышу шорох гравия поверх низкого гула Рейдов по другую сторону стены.

На четвереньках я подползаю ближе к отверстию и заглядываю внутрь. Мое сердце внезапно становится больше, оно бьется о ребра. Я даже не понимаю облегчения, охватившего меня при виде профиля мальчика.

Под его бритой головой, прямо у линии роста волос, над лентой воротника, чернилами выведена последовательность цифр, которую я заметила раньше, только на этот раз я вижу, что они исчезают у основания его черепа. С этого ракурса я могу разглядеть большой шрам за его ухом и зигзаг другого плохо зашитого шрама на краю