Закон семи - Татьяна Полякова

Отец Андрей высказал предположение, что имел местонесчастный случай — Сергий поскользнулся на галерее и, не удержавшись на ногах,рухнул вниз, да так неудачно, что разбил голову. Костя перегнулся через перила,желая проверить данное утверждение. Чисто теоретически Сергий мог ипоскользнуться, и даже упасть, но.., должен был здорово постараться. Хотя чегов жизни не бывает? Однако на ум приходила другая версия: кто-то монаху помогупасть. Место, чтобы с ним разделаться, приди такое кому в голову, самоеподходящее: мрачный коридор переходит здесь в крытую галерею, и как раз наместе перехода имеется ниша в стене, где злодей мог укрыться, подкрасться сзадии столкнуть Сергия вниз. В пользу данной версии говорило поведение Сергия — онпришел к Косте, но, заслышав чьи-то шаги, поспешил уйти, не желая, чтобы егозастали возле кельи Кости. Злоумышленник, преследуя его, заблокировал дверькельи. Костя не мог выйти и не помешал осуществлению коварного замысла.Возможно, злоумышленников было двое, и второй действительно поджидал в нише,хотя преследователь просто мог догнать Сергия здесь и напасть на него вполнеоткрыто.

— И часто у вас в монастыре люди со стен падают,поскользнувшись? — саркастически спросил Никифоров.

Отец Андрей не удостоил его ответом.

— Надо сообщить настоятелю, — тихо заметил один измонахов.

Отец Андрей, сурово взглянув на него, кивнул:

— Я сообщу.

Костя спустился вниз. Никифоров уже начал осмотр трупа подледенящим взглядом Андрея. На Сергии поверх монашеского одеяния была ещефуфайка. Осторожно приподняв тело погибшего, Никифоров провел по ней рукой,нахмурился, затем поспешно ее расстегнул и извлек из внутреннего карманафуфайки необыкновенный предмет. Необыкновенный для монаха, хотя и сам по себеон заслуживал внимания. В руках Никифорова появился кинжал. Двое из монахов,стоявших по соседству, шарахнулись в сторону, издав испуганный вопль, а отецАндрей нервно дернул плечом, что не укрылось от внимания Кости. Вне всякогосомнения, кинжал Андрей видел не в первый раз, очень может быть, именно его ихотел изъять до появления Никифорова с Костей, да не успел, о чем теперь весьмасожалел.

— Занятно… — произнес Никифоров, протягивая кинжалКосте. — Что скажете?

Костя разглядывал кинжал, поражаясь тонкой работе мастера.Кинжал мог бы считаться произведением искусства, если бы не был опасныморужием. В этом Костя смог убедиться, проведя рукой по узкому лезвию. Нарукоятке с одной стороны распятие, а с другой — имя Марк, символ евангелистаМарка — лев и надпись: «Рука твоя — рука Божья».

— Вам эта вещь знакома? — обратился Никифоров кАндрею. Тот предпочел промолчать, на что опять-таки обратил вниманиеКостя. — Не из-за этой ли занятной вещицы лишился жизни сей инок? —продолжил Никифоров, пристально глядя на монаха.

— Вздор, — ответил тот и еще больше нахмурился.

— Вот как? Тогда, может, соблаговолите объяснить,почему убитый носил с собой кинжал, который мало приличествует его духовномузванию?

Вот тут на ум Косте и пришли слова, сказанные ночью Сергием:что в обители творятся дела греховные, что братия во главе с Андреемпоклоняется Сатане, доказательства чего он и обещал представить Косте. Выходит,кинжал доказательство и есть? Правда, ничего сатанинского в кинжале Костя невидел. Разумеется, монаху не пристало ходить с кинжалом, спора нет. Распятие нарукоятке не такая уж редкость, хотя имя евангелиста и его символ наводили наразмышления. Впрочем, Костя не считал себя сведущим в этой области. Может,хозяина кинжала звали Марк, а лев — вовсе не символ евангелиста, а простоукрашение, изображения зверей на рукоятках оружия отнюдь не редкость.«Сатанинскому оружию больше бы подошло изображение сатира», — мысленновздохнул Костя, хотя и тут знатоком себя не считал.

— Я сообщу обо всем настоятелю, — сказал отецАндрей и направился к лестнице.

Монахи, на мгновение замешкавшись, тоже покинули двор.

— Да… — сказал нараспев Никифоров, проводив их недобрымвзглядом, — темнят святые отцы…

— Вы думаете, его убили? — прошептал Костя.

— А вы думаете, он по неосторожности сам разбился?

Костя так не думал. Более того, ему не терпелось рассказатьНикифорову о своем ночном приключении, но, оглянувшись, он решил с этимповременить, потому что к тому моменту во дворе собрались все обитателимонастыря или их большинство. Они стояли суровые, молчаливые, на почтительномрасстоянии, не рискуя приблизиться, и от этого Косте сделалось не по себе. Онсчел за благо удалиться.

Никифоров хмуро оглядывался, пока они вдвоем шли по галерее,и бурчал под нос ругательства. Только когда дверь кельи за их спинамизакрылась, Костя почувствовал себя в относительной безопасности и тут жеповедал Никифорову о событиях прошедшей ночи. Тот слушал с мрачной миной,иногда качал головой, точно с чем-то не соглашаясь, вопросов почти не задавал ивсе больше хмурился.

— Да-а… — протянул он с печалью, когда Костязамолчал, — история… Очень может быть, что Сергий прав и братия занятанеблаговидными делами.

— Конечно, прав! — горячился Костя. — Оттогои погиб! — Думаете, его убил кто-то из монахов?

— Но ведь такой вывод сам напрашивается! Егоподкараулили и убили. Потому что он похитил у них кинжал, доказательство ихвиновности. И Никона убили — он стал для них опасен. Сергий сказал, тот былдоверенным человеком настоятеля…

— Что ж, — со вздохом перебил Никифоров, —если все так, нам следует быть очень осторожными. У них свое начальство, пустьоно и разбирается, что здесь творится. Вот если бы кто проник в монастырь исовершил здесь преступление — это нашего ума дело, а лица духовного звания…Избави бог попасть в такой переплет, как мы с вами, Константин Иванович!Виноватых и без нас сыщут, а нам бы доктора дождаться и поскорее в город.Доложим начальству, а уж оно пусть само решает…

Никифоров вздохнул с таким несчастным видом, что Костяпонял: он считает ситуацию настолько неприятной и даже опасной для себя, что врядли решится предпринять какие-либо шаги. Косте же, напротив, очень хотелосьдокопаться до истины.

— Василий Лукич, — позвал он, — думаю, нам быследовало заглянуть в часовню.

— Не вижу смысла. Ежели там и было что подозрительное,то, наверное, уже убрать успели. А то, что мы с вами в святом месте обыскучинили, навлечет на нас сильнейшее неудовольствие духовного начальства, а тами до нашего начальства дойдет. Увольте, Константин Иванович, я туда не ходок, ивам, батенька, не советую.