Запасной козырь - Олег Рой

— Бог не бог, это мы без тебя разберемся, знаток хренов, — бормотал он себе под нос. — Но скорость и реакция у парня как у Мохаммеда Али. Если не лучше… Вот за это я и люблю свою страну, — обратился он к технику за пультом. — Если веришь в чудо, оно непременно происходит. Рано или поздно. И в нашем случае я очень надеюсь, что еще не поздно. Так, ребятки, давайте в управление, я вам тоже выпивку проставлю. Оно того стоит.

«Ребятки» переглянулись. Ни фига себе! Последний раз такое случалось, когда — ох, тогда никто не верил, что получится — когда письмо с ядовитым приветом из преисподней дошло до Хаттаба. Ох, как они тогда все напились! И шеф не возражал — наоборот, улыбался, повторяя: «Ну, молодцы, ребятки, хорошо сработали!».

Сергей Валерьевич возвращался домой раньше обычного — в компанию, где он работал системным администратором, нагрянула налоговая инспекция. Пока начальство вешало незваным гостям на уши всякую бессмысленную лапшу — попросту тянуло время, — он почистил все, чего не должны были видеть господа проверяющие. За несколько минут финансовая документация превратилась в образец чистоты и прозрачности. «Лишнее» благополучно исчезло — потом, когда «шторм» закончится, он восстановит все с резервных копий, до которых этим самым гостям не добраться.

Кто бы мог подумать, что многообещающий художник сделает карьеру «на компьютерах»? Сергей Валерьевич, если бы ему в те стародавние времена такое сказали, расхохотался бы. Да тогда и компьютеров никаких не было. Ну, то есть были, конечно, но… Впрочем, что вспоминать. Жизнь — штука неожиданная. И работу свою нынешнюю Сергей Валерьевич, как ни странно, любил. Ему всегда нравилось уметь что-то, что у окружающих получается не очень. Нынешняя работа дарила приятное ощущение собственной значимости, почти незаменимости. Особенно во время «штормов». А сегодняшний «набег» его особенно обрадовал. Во-первых, теперь, пока контролеры не уберутся, можно на работе вовсе не появляться. Точнее, даже нужно. Как будто его в природе не существует: ну да, числится у нас системный администратор, но он приходит, когда неполадки какие-нибудь, а когда все в порядке — чего ему тут сидеть? Так отвечал кадровик на возможные вопросы.

Зато после выхода «из подполья» — и это главное — Сергея Валерьевича, как водится, ожидает благодарность руководства. И отнюдь не только словесная. А конвертик с премией сейчас будет более чем кстати, последние месяцы оказались весьма затратными, даже в долги залезть пришлось. Окончание школы — особенно выпускной вечер — серьезный удар по семейному бюджету. А им-то с Машей пришлось раскошеливаться вдвое…

Да, визит налоговиков — с традиционными итогами — это сейчас очень ко времени.

Может, даже удастся уговорить Машу отказаться от сверхурочной работы. Она, ясное дело, бодрится, но он-то знает, насколько она устает. И не только устает. Вон за год уже второй раз очки меняет, это ж не дело — в сорок-то лет. Хотя очки ей, безусловно, идут. Такая стала бизнес-леди, что дух захватывает. И бледность ей идет, и тени на висках — Маша с ними похожа сразу на Грету Гарбо и Одри Хепберн. Вот только на деле-то ничего хорошего нет ни в бледности, ни в тенях. Когда мы с ней последний раз отдыхать куда-нибудь выбирались? Когда Глеб с Борисом восьмой класс заканчивали — три года назад то есть.

В самые тяжелые времена, когда казалось, что жизнь кончена, именно Маша не дала ему потерять человеческий облик. И как будто до сих пор так и не может остановиться, вздохнул Сергей Валерьевич, крутится, как та белка в колесе. Пора, пора ей взять паузу. Если будет отказываться — заставить. Силой или хитростью, как придется. Ну не может человек без отдыха лямку тянуть. Не должен.

Решено. Сразу после выпускного у мальчишек покупаю ей больничный. Сейчас все просто, в интернете черта в ступе можно найти, не то что специалиста, готового — и имеющего право — выписать освобождение от работы. Пусть отдохнет. Самое простое — отправить ее к родне в Ставропольский край. Да, самое простое, но не самое лучшее. Посреди толпы станичных родственников и знакомых — что за отдых? Лучше купить ей путевку в какой-нибудь Египет: синие волны, белый песок, все включено — идеальные условия, чтобы выключиться из непрерывного марафона… Вот только как кристально честную Машу уговорить воспользоваться фальшивым больничным? Разве что перед фактом поставить. Ну, и пригрозить слегка: мол, твоему любящему мужу хакнуть всю внутреннюю сеть вашей конторы — не проблема, откажешься «заболеть» — вас всех на больничный по собственному желанию отправят. Очень даже запросто.

Дома было тихо — ну да, Борис должен быть на тренировке, а Глеб наверняка где-то с этюдником болтается — но откуда-то тянуло табачным дымом.

— Маша! — позвал он, сбрасывая ботинки. — Ты дома? Маша, кто у тебя?

Она сидела в гостиной за пианино: одна рука задумчиво перебирала клавиши — аккорд, короткая печальная мелодия, еще аккорд, — в другой дымилась сигарета.

Курить Маша бросила еще в институте, когда узнала, что беременна. После того Сергей Валерьевич видел ее с сигаретой всего однажды — на поминках матери.

— Машенька, что стряслось?

Она слабо покачала головой:

— Все в порядке…

Ну да, подумал Сергей Валерьевич, вижу я это «в порядке». Подумав секунду, он метнулся в прихожую.

— Сейчас, сейчас… Помнится, у нас после восьмого марта где-то коньяк оставался…

Коньяк обнаружился в кухонном столе, за пакетами с гречкой и рисом. Рядом торчала шоколадка — тоже, должно быть, забытая с восьмого марта, когда к ним приходили Костины и еще кто-то. Главное — делать вид, что ничего особенного не происходит. Ну да, коньяк посреди бела дня ни с того ни с сего трескать — совсем ничего особенного. Но Машуня — маленький стойкий оловянный солдатик — не выносит проявлений собственной слабости. Поэтому — да, ничего особенного.

— Вот, — бодро сообщил он, шурша фольгой. — Даже закуска нашлась. Старая, но шоколад есть шоколад, правда? Ну, за что пьем? Просто за нас или?

— Или, — слабо улыбнулась Мария Петровна. — Меня уволили.

Он чуть не выронил рюмку.

— Как?! Они что там все, с дуба попадали? Нанюхались чего-то? Мухоморов объелись? Они ж без тебя через месяц загнутся. Кто их двойную бухгалтерию пятый год на себе тащит, как… как бурлаки на картине Репина!

Маша понюхала рюмку, подумала секунду и, зачем-то зажмурившись, лихо опрокинула в себя коньяк. Шмыгнула носом, сморщилась и вдруг улыбнулась:

— Да не в бухгалтерии дело. И слава богу, что все закончилось. Сколько ты меня уговаривал уйти оттуда? Вот все и сложилось.

— Но…

— Да никакое не «но». Я сегодня съездила по роже нашему генеральному. И, разумеется, моментально оказалась на улице. Ну, фигурально выражаясь. И знаешь, это было такое удовольствие… жалко, что не плюнула, а только врезала.

— Ну наконец-то! Видел же я его: сам молодой, ему же, кажется, лет тридцать всего, а наглый, как… Больше его наглости только его толщина. Но как ты сподобилась?