Обольщение миледи - Дениза Хэмптон

Гнев охватил его с новой силой. Что бы они там ни замышляли, он их разоблачит. Он остановится в их доме и сделает Элиан заложницей, чтобы докопаться до истины и выяснить, что стремится скрыть от него дю Омэ. Энергичным кивком Джос выразил свое согласие.

На губах сэра Рейнера промелькнула кривая улыбка, а в глазах вспыхнули огоньки тщательно замаскированного триумфа.

– Чувствуйте себя здесь как дома и будьте уверены, я сдержу слово. Вы получите ваших злодеев, милорд.

Обещание шерифа прозвучало неискренне, а почтительное обращение подействовало на Джоса, как соль, посыпанная на рану.

– Я сэр Джос Фицболдуин, родной сын лорда Хейдона, – рявкнул он. – Своим титулом я всецело обязан терпимости и любви моего отца. Тем больнее для меня его потеря.

Черты шерифа напряглись, словно он пожалел о своем приглашении. Слишком поздно, жребий брошен.

– Проводите нас, милорд шериф, и поторопитесь. Миледи моя мачеха нуждается в постели и уходе, – распорядился Джос, ступив на дорожку, что вела к воротам.

Но путь ему преградила настоятельница с юной врачевательницей.

– Сэр Джос, – промолвила настоятельница, – вы не заберете госпожу вашу мачеху из нашей обители, во всяком случае сейчас, когда ее жизнь в опасности.

– Прочь с дороги, – скомандовал Рейнер дю Омэ, отмахнувшись от матери Герты, словно перед ним была не уважаемая матрона, а надоедливая муха. – Решение принято.

– Неужели леди Хейдон действительно так больна, что не выдержит переезд? – осведомился Джос у молодой знахарки.

Обрамленное белым платом широкое лицо монашенки сморщилось. Заломив руки, она перевела взгляд с настоятельницы на него. Она замешкалась с ответом, и Джос понял, что леди Беатрис не при смерти. Но даже ее неминуемая кончина не изменила бы его решения отправиться в дом дю Омэ и выяснить, что же пытается скрыть от него шериф.

– Мы едем, – сказал Джос настоятельнице. – Если вас на самом деле волнует здоровье миледи Беатрис, вы можете отправить с нами монахиню, чтобы та могла позаботиться о ней.

Элиан и настоятельница стояли в воротах монастыря, пока монахини и люди Хейдона готовили леди Хейдон к отъезду. В подготовке этого еще одного, незапланированного визита леди Хейдон принимали участие как сестра Ада, так и сестра Сесилия. Обе они собирались сопровождать леди в Конитроп. Чувствуя себя всегда неловко в присутствии властной матери-настоятельницы, Элиан осмелилась бросить на нее любопытный взгляд. Настоятельница стояла, исполненная противоестественного спокойствия, склонив голову на переплетенные под подбородком пальцы. Зная, почему сама отказалась помогать в подготовке благородной дамы к отбытию, Элиан не могла понять причины замешательства матери Герты.

В этот момент из-за угла здания вышел сэр Адельм. Ввиду скорбных событий дня он сменил свое обычное военное обмундирование на платье приглушенных коричневых тонов, оттенявших седину, посеребрившую его волосы. Толстая ткань придавала мягкость его лицу, сплошь состоявшему из резких линий и острых углов. За ним следовал Рейнер.

У Элиан все похолодело внутри. Предатель! Лжец! Сколько лет внушал ей, что надо остерегаться мужчин, а теперь, даже не моргнув глазом, подтолкнул ее к одному из них.

Настоятельница подняла голову. Элиан уловила, как та испуганно затаила дыхание. Черты матери Герты исказила гримаса холодной ярости.

Взглянув на нее, Адельм вскинул брови. Элиан никогда не видела брата таким встревоженным. Рейнер оставался невозмутимым.

– Да простит меня Господь, но я молюсь, чтобы дьявол забрал твою душу, Рейнер дю Омэ, – выругалась настоятельница, выплеснув на него свое негодование. – Как вы посмели подрывать мои авторитет, предлагая ваш дом, после того, как я велела бастарду Хейдона оставить свою госпожу в монастыре?

Не ожидая атаки, Рейнер от удивления округлил глаза. Однако, как это всегда бывало, когда он сталкивался с чем-то, чего не желал терпеть, он нашел укрытие за собственной вспышкой гнева. Выпятив грудь, он вздернул подбородок.

– В чем дело? – спросил он. – Надо было возражать против моего предложения в погребе, а не сейчас.

– Так вот, оказывается, на что вы надеялись, – огрызнулась Герта. – Что я стану пререкаться с вами при моих людях? Впредь я не позволю вам подрывать мой авторитет или каким-нибудь иным способом вредить мне. Отныне я не потерплю в нашей обители ни вас, ни вашу родню.

– Вы не посмеете! – Рейнер пришел в бешенство. – Я представитель короля!

– Поверьте, моя жалоба на вас первой ляжет на стол Высокого суда, – заключила настоятельница.

Ее слова лишили Элиан надежды найти здесь в будущем убежище. И, забыв об осторожности, она, не помня себя, набросилась на отца.

– Ты убил меня! – воскликнула она. – После твоей смерти я вынуждена буду идти на панель, чтобы не умереть с голоду.

– Как ты смеешь со мной так разговаривать? – вскричал отец и подтолкнул ее в направлении монастырской гостиницы. – Придержи язык и ступай за угол, чтобы вместе с отрядом Хейдона отправиться домой.

– Я не поеду! Я не поеду домой, после того как леди Хейдон и ее пасынок объявили нас своими врагами.

Стоявший за спиной отца Адельм взглядом призвал ее к осторожности. Но Элиан его проигнорировала.

– Пожалуйста, не посылай меня с ними, – взмолилась она, охваченная страхом. Леди Хейдон опасений у нее не вызывала, но сэр Джос в мгновение ока превратился из красивого рыцаря, нуждавшегося в ней, в могущественного врага, жаждавшего крови ее отца. А она прикасалась к нему, забыв о приличиях, и от этих прикосновений ее бросило в жар.

– Этот ублюдок не представляет для тебя опасности. Все, что он говорил, сущий бред. Забудь об этом. – Рейнер избегал ее взгляда.

Рейнера нисколько не волновало, что сэр Джос может представлять угрозу для его дочери. Он хотел, чтобы Элиан осталась в Конитропе.

Элиан обдала волна гнева. У отца наверняка есть план, связанный, как всегда, с деньгами.

– Будь ты неладен, но, кажется, ты нашел способ использовать меня, как использовал моих сестер и мою мать и эту бедную девчушку, ставшую мне мачехой, – выкрикнула она.

Рейнер постоянно был озабочен тем, как раздобыть денег, и с этой целью женился вторично на девушке младше Элиан, использовав приданое Изабелл в качестве дополнительного обеспечения для нового займа. Но его жена умерла при родах, в результате чего приданое вернулось в ее семью. После этого Рейнер оказался в еще больших долгах.

Рейнер дал дочери пощечину. Перед глазами у нее поплыло, и она покачнулась, схватившись рукой за горящую щеку.

Отец повернул ее к себе.

– Упади на колени и моли о прощении, пока я не вырезал твой поганый язык, чтобы в корне пресечь твою дерзость, – произнес он тихо, что свидетельствовало о глубине его гнева. Но гнев был единственным средством, к которому он мог прибегнуть, чтобы оградить себя от обломков, в которые превратил свою жизнь.