Кёсем-султан. Дорога к власти - Ширин Мелек

– У меня много врагов… – сказал гость, когда уже уходил. – Мое имя, окажись оно произнесено вслух, могло бы навредить как мне, так и, не исключено, даже тебе, мастер.

– Если у человека много друзей, значит, у него и много врагов, – кивнул оружейник. – Иногда даже у младенца есть враги, и у умершего тоже. Так было, есть и будет среди людей…

* * *

Кёсем проснулась, как от толчка. Картал вытянулся на самом краю их общего ложа, до предела сместившись в сторону, чтобы оставить ей как можно больше места. Наверно, он намеревался вообще не спать, хранить ее покой – но вот сморило его.

Она встала. Оделась в темноте, быстро и бесшумно, с привычной сноровкой. То облачение хасеки-султан, в котором ей пристало посреди дня расхаживать по дворцу, в одиночку не наденешь, нужна специальная служанка, да вторая – для прически, да третья – для головного убора… По счастью, старшие слуги во дворце знают, что у Кёсем то три, то пять ночей в неделю – «время кошачьего шага», когда она под утро или прямо посреди ночи незримо, но лично проверяет, крепок ли сон юных гедиклис, убрано ли в их комнатах, должным ли образом несут ночную стражу палатные евнухи и расторопны ли коридорные служанки.

А для таких проверок уместно простое платье, удобные мягкие сапожки и широкий темный плащ, под которым при случае можно скрыть не только фигуру, но и лицо.

Про сон, из которого только что вынырнула, она помнила, конечно. И не сомневалась, что он вещий. Уже умела отличать такие сны от обычных, потому как несколько раз в жизни они были ей ниспосланы… Дар это или, наоборот, наказание?..

Картины его в сознании всплывали скорее смутно, но она знала: когда придет время – все вспомнится отчетливо. Вот только воспользоваться этим, скорее всего, не выйдет. Может быть, Аллах действительно хочет просветить людей, вливая им по ночам в голову вещие сновидения, но понимание их – не для смертных.

Давний сон, в котором присутствовал беглый шахзаде Яхья, тому порукой. О чем он, тот сон, поведал? О гибели Яхьи где-то в неведомом море или… или верны те смутные слухи, которые с недавних пор сообщают шпионы Блистательной Порты, неустанно трудящиеся на балканском приграничье?

Впрочем, все прошлые сны так или иначе были устремлены в будущее, а этот… этот, кажется, заглядывал в давно прошедшие времена, в пору царствования… кого же… Мехмеда Фатиха, кажется, султана-завоевателя. Неужели существует что-то, способное продлить свою значимость через пропасть стольких лет, даже, получается, веков?..

Существует, конечно. Блистательная Порта свой срок отмеряет именно веками.

Это надлежит обдумать.

Так что там было, в том сне? Что-то связанное с могуществом камней… и стали… Какой-то мальчишка в странном одеянии…

Больше ничего не вспоминается прямо сейчас. Значит, время еще не пришло. Пусть полежит сновидение, как браслет в закрытом ларце, пусть созреет, как виноградная гроздь…

Опустилась на колени рядом с мерно дышащим Карталом, склонилась к нему вплотную, чтобы поцеловать, – и раздумала. Ей тоже следует беречь его сон…

Оттого что ушла без поцелуя, было горько на душе. Но Кёсем справилась. Ради жизни своего возлюбленного, своего младшего сына, да и своей собственной жизни – о, она научилась справляться со многим.

Каменный блок в стене повернулся, не скрипнув, потом так же беззвучно встал на прежнее место. Все. Изразцовый павильон позади, она идет по дворцовому парку, за спиной у нее глухая стена, и, если кто увидит, ну что ж тут такого, Кёсем-хасеки «кошачьим шагом» инспектирует подвластные ей владения. А во дворце подвластно ей вообще все.

Но никто из посторонних и не увидит ее: она-то знает, какими путями ходит по дворцу ночная стража. А тот единственный, кто увидит, и должен увидеть, ибо ему назначено сейчас быть неподалеку от веранды, на которую выходят окна спален младшего гарема. Сегодня султанша задумала ночной обход именно этого павильона…

– Госпожа… – Евнух коротко поклонился. Одеяния его были темны, а лицо ему, чтобы быть в ночи невидимым, закрывать не требовалось: он из черных евнухов, его так и зовут – Кара-Муса, «Черный Муса». В дворцовом штате был еще Кызыл-Муса, «Красный» (не краснокожий, а просто рыжий), и Сары-Муса, «Желтый» (вот у него кожа действительно отливает желтой смуглостью), но они употреблялись для других дел, и во время ночных обходов Кёсем их в помощники не выбирала.

– Здравствуй, Муса. – Она улыбнулась. – Есть сегодня улов?

– Да, госпожа. Четверо или пятеро полуночничают.

– «Бесстыдницы» или «неряхи»?

– Кажется, и те, и другие, госпожа. Я близко не подходил…

– Правильно, если их кто-нибудь спугнет, пусть это буду я. Ну, веди.

Они осторожно двинулись вокруг веранды. Задолго до того, как увидели едва теплящийся огонек, услышали перешептывание и приглушенное хихиканье. Девчонки, разумеется, считали себя очень хитрыми, предусмотрительными и осторожными, но… Впрочем, пусть считают.

Огонек оказался разноцветным. Кёсем с удивлением покосилась на Кара-Мусу, но тот оставался бесстрастен… даже чуть слишком бесстрастен: она уловила его напряжение. Евнух явно знал или догадывался, что за светильник был сейчас у стайки юных гедиклис, собравшихся на запретные посиделки, вместо того чтобы посвятить ночь блаженному отдыху, а завтра с обновленными силами впитывать гаремные премудрости. Знал – и это знание чем-то ему угрожало.

Муса себя не выдал, однако Кёсем сама догадалась: так должна светиться в ночной тьме собранная из разноцветного стекла колба кальяна. Такие кальяны в ходу только у старших евнухов, причем даже у них они завелись недавно – предмет гордости, подтверждение статуса…

Конечно, любопытно бы разузнать, как эта колба попала к гедиклис, но сейчас важнее другое: что, эти паршивки курят кальян?!

Она уже готова была рвануться вперед, когда евнух едва заметно придержал ее за край одежды. Такое разрешалось, ибо на ночных обходах иногда даже шепотом знак подать нельзя, приходится прикосновением; тем не менее Кёсем посмотрела на него совсем неласково.

– У них там не курительная смесь, госпожа, – прошелестел Муса, наклонившись к ее уху вплотную. – Ни дыма, ни рукавов с мундштуками…

Кёсем присмотрелась, потом втянула носом воздух и молча кивнула: да, стеклянную колбу девчонки используют просто как лампу, в ней не курительное зелье, а крохотный светильник, восковой или масляный. Ловко придумали, ведь сквозь слой воды даже дымок не отследить. Впрочем, им, наверно, милее всего те разноцветные огоньки, которыми искрят стекла колбы.

Что ж, смотрим и слушаем. А как столь дорогой кальян оказался в младшем гареме, это пусть Черный Муса отдельно разбирается.

Некоторое время не происходило ничего. Девчонки (их было пять), сидя на полу вокруг светильника, шушукались, склоняясь друг к другу вплотную, так что со стороны было не разобрать ни слова. Потом они вдруг звонко рассмеялись, все вместе, и тут же испуганно приглушили смех. Но стало ясно: рассказывают забавные истории.