Цицианов - Владимир Лапин

Еще в начале 1801 года джарцы в ответ на требование заключить договор и отказаться от набегов на Кахетию прислали письмо, которое можно расценить как предложение оставить их в покое. Они заявили, что готовы дать клятву, добавив при этом: «…но только боимся, что после мира не будем в состоянии исполнять его условия, согласно обещанию и присяге…» Одной из главных проблем они называли отсутствие у них правителя, чье повеление является обязательным к исполнению для всех без исключения: «Мир заключается обыкновенно между равными сторонами, а падишаху может быть равным только падишах. Вот наше объяснение вам»[616]. Слова не расходились с делом. Набеги на земли Кахетии не прекращались. В августе 1801 года подполковник Солениус доложил Лазареву о том, что он во главе отряда, состоявшего из роты солдат и 250 конных грузин при одном орудии, имел столкновение в долине Алазани с лезгинами, в результате чего противник понес существенные потери (200 убитых и 7 пленных)[617]. Но даже такие успехи не меняли в целом ситуацию. У Цицианова оставался один выход: занять главные селения — Джары и Белоканы, продиктовать мирные условия с позиции силы. Но сколько ее было, этой силы?

Осенью 1802 года, согласно рапорту генерал-майора Лазарева, три гренадерских и один егерский полк были распределены по 36 населенным пунктам. Семь рот находились в Тифлисе, две в Гори, еще семь компактно размещались в Шамшадильской и Помбакской провинциях. Остальные 32 роты стояли отдельно на расстоянии от 6 до 35 верст друг от друга[618]. Такое распределение войск служило двум целям — контролю над населением вновь присоединенных провинций и обороне их от нападений извне. Дробление полков на мелкие гарнизоны в районах с христианским населением объяснялось еще и стремлением облегчить снабжение их провиантом и фуражом. В провинциях с преобладающим мусульманским населением (Шамшадиль и Помбак) риск уничтожения солдат в случае внезапного восстания был значительно больше. В 1804 году воинский контингент в Закавказье пополнился еще двумя пехотными и одним егерским полком, но все части, находившиеся в распоряжении Цицианова, являлись полноценными боевыми единицами только по названию. Рапорт о состоянии нижних чинов в полках, расквартированных в Грузии в декабре 1804 года (Кавказский гренадерский, Кабардинский, Тифлисский, Севастопольский, Саратовский мушкетерский, 9, 15, 17-й егерские), свидетельствует об огромном некомплекте личного состава, высокой заболеваемости, большом числе малообученных рекрутов. Во всех этих частях числился 7961 унтер-офицер и рядовой, из которых 1571 (почти каждый пятый!) находился в лазаретах. Некомплект нижних чинов составлял 4937 человек. Из числа здоровых каждый шестой являлся необстрелянным и неопытным рекрутом[619]. И эта ситуация принципиально не изменялась, что следует учитывать, когда речь пойдет об операциях против персов в 1804— 1806 годах. Согласно всеподданнейшему рапорту Цицианова от 16 апреля 1805 года, некомплект частей составил 2554 человека. Еще 667 солдат лежали 6 госпиталях[620]. Особые трудности Цицианов испытывал в связи с острым недостатком обученных артиллеристов. По этой причине в 1804 году он был даже вынужден отказать Мусину-Пушкину в присылке двух орудий для усиления защиты Дорийских заводов от налетов разбойничьих шаек[621].

Сил у Цицианова было действительно немного, но части, которые шли в бой под его командой, уже к началу ХIХ столетия имели право называться легендарными. 17-й егерский полк, вынесший на своих плечах все тяготы Персидской войны 1804—1813 годов, был учрежден еще в 1642 году, когда русские монархи стали копировать европейские образцы в организации армии. Первыми боями для этой части стали схватки с татарами и поляками на Украине в 1654—1667 годах, затем полк прошел испытание на прочность в стычках с янычарами в Чигиринских походах 1677 и 1678 годов. К царствованию Петра Великого полк назывался Бутырским по месту своего расквартирования, а его командиром был известный Патрик Гордон. Бутырцы штурмовали Азов в 1695 и 1696 годах, сражались со шведами под Нотебургом, Ниеншанцем, Нарвой, Гродно, испытали радость великой победы при Полтаве, познали горечь поражения в Прутском походе 1711 года, прошагали в ходе Северной войны 1700—1721 годов сотни верст по Северной Германии и Дании. Далее в боевом списке полка — победы в Русско-турецких войнах (Бахчисарай — 1736 год, Ставучаны — 1739-й, Хотин — 1769-й, Ларга и Кагул — 1770-й, Браилов — 1770-й) и Семилетней войне (Гросс-Егерсдорф — 1757-й, Цорндорф — 1758-й). Опыт боевых действий против татар и турок показал, что обычные пехотные части испытывали проблемы в боях с подвижным противником. Поэтому для операций на Кубани против черкесов и ногайцев решили создать особое войсковое соединение — Кубанский егерский корпус. Он имел организацию и снаряжение, адаптированные к местным условиям, а его основой стали части, закаленные в боях. В их число попал и Бутырский полк. Его расформировали, а всех офицеров и солдат зачислили в 1-й и 2-й батальоны Кубанского егерского корпуса. В 1798 году батальоны свели в один егерский полк генерала Лазарева, в 1801 году переименовали в 17-й егерский, в 1816-м — в 7-й карабинерный, а в 1827 году — в Эриванский карабинерный полк. В 1802 году из 70 офицеров егерских частей на Кавказе только 15 не имели боевого опыта, причем почти все участники войн набирались его в стычках с горцами.

Русские войска в Закавказье страдали от лихорадки, которая сильно ослабляла организм, так что даже после формального выздоровления человек долго был неспособен совершать тяжелые марши, вести строительные работы и т. д.[622] Это приводило нижние чины в депрессивное состояние. «Войска, находящиеся в Мингрелии и Имеретии, подвержены ужасным лихорадкам, происходящим от сырости климата. Болотистые места, в коих живут они, и летом сильные жары причиною большой смертности. В некоторых местах, как, например, Редут-Кале, на постах Рионском, а наиболее на Челодидском умирает почти всегда половина, а на других третья часть людей в год. По сей причине в войсках, там стоящих, уничтожен почти всякий дух… Солдаты почитают себя здесь несчастными жертвами, как бы обреченными на погибель, и ищут спасения, перебегая в Поти к туркам…» — писал в своем рапорте посланный с инспекцией на Западный Кавказ гвардейский полковник[623]. Он же сообщал о том, что в здешних местах крайне трудно запасать провиант, поскольку зерно и мука в амбарах стремительно уничтожаются насекомыми. Санитарные потери (от болезней и разного рода лишений) значительно превышали боевые[624]. Чтобы хоть как-то уменьшить чудовищную смертность в Кавказском корпусе, в одной из записок об «обустройстве края» предлагалось пополнять тамошние полки не рекрутами, а солдатами, уже послужившими в армии в российских губерниях и адаптировавшихся к армейскому быту[625].