Сталинград - Энтони Бивор

К Хубе у фюрера было особое отношение. Пожалуй, он являлся одним из его любимых военачальников, однако убежденность старого вояки в том, что окруженная группировка под Сталинградом обречена, в полной мере подтвердила подозрения Гитлера, считавшего, что все его генералы заражены пессимизмом. Паулюс это тоже понял. Он пришел к выводу, что только снискавший славу в боях молодой офицер, соответствующий романтическим представлениям Гитлера о настоящем – бесстрашном и благородном – арийце, способен убедить его выслушать правду.

Кандидат на эту роль у Паулюса был: капитан Винрих Бер. Его черная форма танкиста и Рыцарский крест должны произвести на фюрера нужное впечатление. Кроме того, Бер являлся одним из самых осведомленных офицеров в штабе 6-й армии – он отвечал не только за внесение изменений в оперативную карту, но и за все факты и цифры в донесениях.

О выпавшей на его долю миссии Бер узнал в самый последний момент, утром 12 января, через два дня после начала советского наступления. У него даже не было времени забрать у товарищей письма домой. Упаковав в свои личные вещи боевой журнал 6-й армии, капитан поспешил в «Питомник». По взлетно-посадочной полосе вели огонь тяжелые минометы и артиллерия. Пока Бер бежал к «Хейнкелю-111», загруженному ранеными, солдатам полевой жандармерии, вооруженным автоматами, приходилось сдерживать толпу из сотен человек, которые тоже стремились добежать или даже доползти до самолета.

Перелет до Таганрога занял полтора часа. К удивлению Бера, на берегу Азовского моря оказалось даже еще холоднее, чем в Сталинграде. На аэродроме его уже ждала машина. Капитана отвезли в штаб Манштейна. Фельдмаршал собрал своих офицеров и попросил Бера рассказать о сложившейся в Сталинграде ситуации. Капитан не упустил ничего. Страшные потери в живой силе и технике, похожие на скелеты солдаты, раненые, лежащие в ожидании эвакуации на снегу, острая нехватка продовольствия, горючего и боеприпасов… Голод, голод, голод. Когда он закончил, Манштейн сказал: «Опишите фюреру все так, как описали нам».[817]На следующий день Винрих Бер должен был вылететь в Растенбург. Гитлер его ждал.

Утро 13 января выдалось очень морозным, хотя яркое солнце создавало иллюзию тепла. Офицер люфтваффе, который должен был доставить Бера в Восточную Пруссию, отправляясь прогревать двигатели, почему-то не взял с собой перчатки. После прикосновения к ледяному металлу на ладонях у летчика не осталось кожи… Пришлось срочно искать другого пилота.

До «Вольфшанце» Бер добрался только к вечеру. На входе он подвергся тщательному досмотру. Охрана забрала у него кобуру с пистолетом и ремень. Его провели в тот самый зал, куда 18 месяцев спустя полковник Клаус фон Штауффенберг пронесет портфель со взрывчаткой. В зале уже были 20–25 человек – генералы и старшие офицеры. Через четверть часа двери открылись и появился Гитлер. Первым он приветствовал молодого танкиста: «Хайль, господин капитан!» Бер, в черной форме, с Рыцарским крестом на шее, вытянулся в струнку: «Хайль, мой фюрер!»

От мужа своей сестры, Николауса фон Белова, адъютанта Гитлера от люфтваффе, Бер уже знал, какой бывает реакция фюрера, когда он догадывается о том, что предстоит выслушать плохие известия. Фюрер стремился перехватить инициативу, повести разговор сам, навязать свою точку зрения, подавить собеседника, знакомого с положением дел только на каком-то одном участке фронта, тем, что сам он владеет ситуацией в целом. Именно так все и произошло сейчас.

Закончив излагать свой план операции «Дитрих», контрнаступления танковых дивизий СС, призванного обратить поражение в победу, фюрер сказал Беру: «Господин капитан, когда вернетесь к генералу Паулюсу, передайте ему то, что вы слышали сейчас, а также то, что всем сердцем и надеждами я с ним и с его армией». Однако Бер, понявший, что это и есть «фокус» Гитлера, уже решил, что скажет здесь все, чем бы это ему ни грозило.

«Мой фюрер, – решительно начал он, – главнокомандующий приказал мне проинформировать вас о сложившемся положении. Прошу разрешения это сделать».

Отказать офицеру, прибывшему с фронта, в присутствии стольких свидетелей Гитлер не смог.

Капитан начал говорить, а фюрер, к его удивлению, не стал его перебивать. Бер не пощадил слушателей. Он рассказал обо всем, в том числе об увеличившемся числе дезертирств немецких солдат к русским. Фельдмаршал Кейтель, не в силах терпеть подобную откровенность в присутствии фюрера, исподтишка пригрозил дерзкому капитану кулаком, стремясь заставить его замолчать. Однако Бер продолжал говорить об измученной, голодной и замерзающей армии, вынужденной противостоять многократно превосходящим силам противника, армии, не имеющей горючего и боеприпасов, чтобы отразить новое наступление русских. Он привел все данные о ежедневных поставках по воздушному мосту. Гитлер спросил, уверен ли капитан в достоверности названных им цифр. Бер ответил утвердительно. Фюрер повернулся к старшим офицерам люфтваффе и попросил их объяснить расхождение в данных.

«Мой фюрер, – ответил один из генералов, – у меня с собой есть список самолетов и грузов, отправленных в “котел” в каждый конкретный день…» Бер не дал старшему по званию договорить: «Для шестой армии главное не то, сколько самолетов вылетело, а то, сколько добралось до нас. Мы вовсе не критикуем люфтваффе. Наши летчики настоящие герои, однако получено нами ровно столько, сколько я вам сейчас сказал. Быть может, какая-то рота и получила лишнюю канистру, не сообщив об этом главному интенданту, но существенно изменить картину это не может».

Кое-кто из военачальников попытался сбить Бера провокационными вопросами. Как это ни удивительно, на помощь ему пришел Гитлер. Вероятно, фюреру хотелось представить все так, будто он защищает интересы Stalingradkämpfer[818]перед лицом высшего генералитета. Впрочем, когда Бер вернулся к положению 6-й армии, фюрер повернулся к огромной карте, утыканной разноцветными флажками. Капитан хорошо знал эти флажки – это были символы воинских соединений. Те же самые, что и месяц назад, теперь они обозначали дивизии, в которых осталось всего несколько сотен человек. Гитлер снова стал говорить о своем плане, который решительно изменит ситуацию одним блестящим контрударом. Он даже заявил, что под Харьковом уже формируется целая танковая армия СС – она и пойдет к Сталинграду. От фельдмаршала фон Манштейна Бер знал, что перебрасываемым на восток танковым соединениям СС на развертывание потребуется еще несколько недель. В эту минуту капитан Бер понял, что Гитлер полностью потерял связь с действительностью. Он живет в вымышленном мире оперативных карт и флажков. Для Винриха Бера, молодого офицера, преданного идеалам национал-социализма, это стало настоящим потрясением. Теперь он точно знал – Германия проиграет эту войну.

Бера не отправили обратно в Сталинград сразу же, как было запланировано. На следующий день его снова принял Гитлер. На этой встрече присутствовал фельдмаршал Мильх, заместитель Геринга, генеральный инспектор люфтваффе. Ему было приказано усилить деятельность немецкой авиации под Сталинградом. Затем Бера вызвал к себе начальник отдела кадров Верховного штаба сухопутных сил генерал Шмундт, один из наиболее преданных сторонников Гитлера, и устроил ему настоящий допрос, хотя со стороны это выглядело вполне дружелюбной беседой. Генерал, которому через полтора года суждено было погибнуть при взрыве бомбы Штауффенберга, быстро понял, что молодой танкист потерял веру в фюрера. Собственно, Бер это и не скрывал. Шмундт решил не отправлять капитана обратно к Паулюсу. Зачем командующему армией знать, как радикально изменилось мировоззрение его посланца? Чтобы он не поделился с ним своими опасениями, Бер получил назначение в особый штаб под командованием Мильха, только что созданный для того, чтобы помочь «сталинградской крепости» держаться до конца, и убыл в Мелитополь. Ему было предписано в ближайшее время приступить к работе в этом подразделении.