Тощие ножки и не только - Том Роббинс

– Миз Чарльз, черт побери. Что с вами стряслось?

– Тяжелый денек на работе, Пепе. – Она улыбнулась ему, хотя у самой не попадал зуб на зуб, и, оставляя после себя на кафельном полу лужицы, поплелась к лифту.

Придя домой, Эллен Черри налила ванну горячей воды, села в нее и всплакнула. Она, конечно, могла бы проплакать и дольше, если бы не знала, что через час-другой к ней пожалует Спайк. Вот кто успокоит ее и утешит. Спайк Коэн чертовски здорово умел утешать. Он вообще был чертовски хорош, во всех отношениях. Нет, это не был романтичный старый идиот. Он не потерял голову, не просил ее выйти за него замуж, не ревновал к каждому мужчине моложе себя, что попадался ей в жизни, не одаривал ее дорогими подарками. Лишь раз в неделю он преподносил ей новую пару туфель – что в принципе имело смысл, потому что последнее время ее обувь жила недолго. К тому же Спайк доставал их по оптовым ценам. И пусть он в постели не был Тарзаном, Читой его тоже не назовешь. Любой недостаток атлетизма или акробатической гибкости с лихвой компенсировался нежностью, ласками, вниманием. Разумеется, свою роль играло и то, что в нужный момент нужным тоном он обращался к ней, называя библейским именем – тем самым, которое по неведомой причине обладало над ее клитором той же властью, что и пропеллер над игрушечной моторной лодкой.

Благодаря возросшей популярности Саломеи «Исаак и Исмаил» процветал – в основном за счет тех, кто приходил сюда выпить, а иногда и поужинать даже в те дни, когда девушка не выступала. Примерно до восьми – половины девятого вечера заведение пустовало. Поэтому сегодня, когда у нее самой был выходной, Эллен Черри ожидала, что Спайк заглянет к ней около шести, чтобы провести у нее пару часов, прежде чем отправиться на работу. И точно, без десяти шесть он постучал к ней в дверь новой парой от Мод Фризон. Однако, впустив его к себе, Эллен Черри тотчас поняла, что сегодня в роли утешительницы, возможно, придется выступить ей самой.

– Как больно! Сегодня никакого секса!

Изумрудные глаза Спайка сегодня были мутнее и печальнее, чем обычно. Передвигался он так, словно до этого помогал кому-то передвинуть холодильник. По его словам, вот уже неделю его мучили боли и ломота в пояснице, а теперь неприятные ощущения переместились ниже – Спайк употребил слово «яички» на идише, но Эллен Черри его поняла. Надо сказать, это его замечание ее слегка смутило.

– Может, мы занимаемся этим слишком часто? – предположила она. – Или слишком бурно?

У нее еще никогда не было любовников старше ее по возрасту, и она плохо представляла себе их выносливость. Однако ей не хотелось развивать эту тему.

– Нет-нет, – запротестовал Спайк. – Наверно, я перенапрягся, играя в теннис. Ой!

Он снял ботинки и откинулся на кровать. Эллен Черри надела только что подаренные ей туфли и легла рядом с ним. На ней было кимоно и трусики – надо сказать, их собратья ужасно им завидовали. Те, что остались лежать в ящике комода, то и дело цыкали друг на дружку, то переходя на шепоток, то изо всех сил напрягая слух, пытаясь определить, что там происходит снаружи. Что касается вибратора, то Дарума тотчас заподозрил нечто неладное, так что его хихикающих приятелей, по всей видимости, ждет разочарование.

– Когда редиска сварена, костыль улетает в трубу, – философски произнес он.

Парочка сделала несколько глотков рома из плоской бутылки, которую Эллен Черри теперь постоянно держала рядом с кроватью.

– Может, мне что-нибудь для тебя сделать? – спросила она.

– Нет-нет, – заверил ее Спайк, стиснув зубы. После чего поведал ей о репортере из «Вилидж войс», который приходил к ним утром и назадавал кучу вопросов о Саломее. Оказывается, он видел в воскресенье, как она танцует, и теперь собрался написать о ней в газете.

– Я сказал ему: хорошо, пишите что хотите, только она разговаривает исключительно с помощью своего бубна.

– Это точно, Спайк. Я за два месяца не слышала от нее ни звука. А когда танец окончен, глядишь, ее уже и нет – словно ветром сдуло, с тощими ножками и всем прочим.

– Вот потому я ему и сказал – пишите-пишите, лишь бы написали о том, что еврей и араб вместе делают невозможное.

– Отлично. Думаю, что он так и напишет. У них в газете что ни страница – сплошная политика. Даже в личных колонках не могут без политических комментариев.

– Ой! Просто одинокие люди рекламируют сами себя. Правда, при этом они почему-то умалчивают, какой у них размер обуви и каково состояние их стоп.

Они поболтали еще немного о том, как одиноки были сами, пока не повстречали друг друга, и как при этом они чаще жаловались на одиночество, вместо того чтобы искать себе партнера, и что отражает такая позиция – достоинство либо подавление индивидуальности. Им было ужасно приятно вот так лежать в объятиях друг друга и вести беседу. Даже терзавшая Спайка боль, подобно грозе за окнами, казалось, слегка успокоилась. По крайней мере теперь гримаса боли искажала его лицо не столь сильно. Эллен Черри чувствовала, что пока не готова поведать о нападении со стороны преподобного Бадди Винклера, поэтому предпочла рассказать про то, как посетила галерею Ультимы Соммервель и что там увидела.

– Ультима права. Художники расписались в собственном поражении. Но вот что не укладывается в голове – как у них при этом хватает наглости ожидать, что им за это убожество заплатят бешеные деньги, словно это и не поражение вовсе, а их личный триумф. Ты понимаешь, о чем я? Они уверены, что, независимо от уровня или одаренности, имеют моральное право выставляться, удостаиваться рецензий и даже попадать в коллекции. И это при том, что зачастую их работы – это нарочитый протест против самой идеи выставок, рецензий и коллекций. А все. что не укладывается в эти рамки, любой фаворитизм в отношении тех, кто действительно наделен незаурядными способностями, – вопиющая несправедливость. Мол, это недемократично, так поступают только реакционеры и снобы – можешь продолжить сам! Боже милостивый! А я и не знала, что посредственность – это такая великая добродетель! Однако похоже, что демократия и социализм только для того и существуют, чтобы ее поощрять!

– А ты бы что предпочла? Монарха?

Поначалу Эллен Черри подумала, что Спайк приглашает ее заняться их любовными утехами, и даже поразилась такой откровенности. Однако потом поняла.

– Монарха? Нет, только не монарха. Я вообще не знаю, какую систему я бы предпочла. Зато я знаю другое – что люди, которые умеют что-то делать лучше остальных – будь то в искусстве или бизнесе, – обычно не забивают себе головы такими вещами, как равенство, ну, разве только на весах правосудия. Равные возможности – да, равные результаты – увы, невозможно. И тот, кому не дает житья мысль, что все люди разные, что этот мир невозможен без конкуренции, стандартов качества, что произведения искусства всегда обволакивает некая «аура», – это, как правило, человек средних способностей и среднего ума. А чувство юмора у таких и вообще ниже среднего. Независимо оттого, идет ли речь о том, чтобы вытащить обездоленных из нищеты, или, наоборот, стащить одаренных вниз, им надо одно – чтобы все без исключения функционировали на их уровне. Да, вот был бы смех. Страшно даже подумать!