Инженер магии - Лиланд Экстон Модезитт

— Тогда пусть твой писец составит договор.

— Ты ведь читаешь на языке Храма, верно? — интересуется Гилерт.

— Да.

— По правде, так я и не сомневался, а спросил потому, что так положено. Но прежде чем приступим, я хотел бы удостовериться насчет первого взноса, тех двадцати...

Доррин достает кошель и отсчитывает двадцать золотых.

— Запасливый... А сколько ты всего приготовил?

— Двадцать пять, — непроизвольно срывается с языка юноши.

— Взнос за оформление документов составляет как раз пять золотых.

Доррин открывает рот, чтобы возразить, но уловив в глазах чиновника блеск, машет рукой.

— Взнос так взнос.

— Добрый день, целитель, — говорит Гонсар, кланяясь Доррину.

— Добрый день, — отзывается юноша и, указав жестом в сторону моря, спрашивает: — Можешь ты мне сказать, кто отвечает за это судно?

— Торговый Совет представляет Варден. Ты его легко узнаешь — худощавый, черноусый малый в камзоле с пурпурной прорезью. Он сейчас на борту, командует разгрузкой, — Гонсар переводит взгляд с Доррина на Лидрал, а потом внезапно громко кричит: — Эй, Носкос, ты как мешки кладешь! Наваливай ближе к середине! — и извиняющимся тоном добавляет, поворачиваясь к Доррину: — Нелегко таскать тяжелые грузы по грязи. Те остатки муки и зерна, которые еще не испортились, запросто могут промокнуть.

— Ну, у тебя дело налажено как надо, — одобрительно говорит Доррин и вместе с Лидрал направляется к отмели, скрытой за густым кустарником.

— Он явно тебя боится, — замечает Лидрал. — Что ты ему сделал?

— Исцелил в его доме ребенка.

По вязкой тропке, протоптанной сквозь кустарник, они спускаются к пляжу. Лидрал внимательно присматривается к работникам, проносящим мимо них грузы, — точнее, к бочонкам и мешкам на их плечах.

— Ну, и о чем тебе говорит груз? — спрашивает Доррин, проследив ее взгляд.

— О том, что в трюме твоего корабля плещется вода.

— Ну, это я поправлю. Дай только время.

— Порой мне кажется, что ты способен поправить что угодно, — со смехом говорит Лидрал.

Возвышающаяся над мутной мелкой водой корма «Хартагея», похоже, намертво засела в песке. Несмотря на холод, над побережьем висит запах выброшенных штормом на берег водорослей, в которых копаются чайки. Во время бури волны докатывали чуть ли не до сосняка, а когда схлынули, то оставили на мелководье корабль, а вместе с ним — водоросли, раковины и всяческий мусор.

Варден стоит на мокром песке возле дощатого трапа и следит за тем, как с палубы скатывают бочки.

— Эй... полегче! — кричит он. — Держи ровнее!

Заметив новоприбывших, представитель Совета поворачивается к ним:

— Что вам угодно? Груз поступает в распоряжение Совета.

— Знаю, я не насчет груза. Меня зовут Доррин. Думаю, господин Гилерт...

— А, ты тот самый! Ну что ж, на разгрузку у нас уйдет еще день, да и то если гонсаровы подводы не увязнут в грязи. Жаль, что прибрежная дорога не вымощена, как главный тракт.

— Могу я подняться на борт?

— Тьма, почему бы и нет! Ты ведь вроде как метишь в судовладельцы, и уж всяко имеешь на это не меньшее право, чем любой другой, — отзывается Варден, подкручивая черный ус, и тут же орет работникам: — Кому было сказано — скатывать по одной бочке! По одной! Или вы доски сломать хотите?

— По условиям договора и кормовая, и носовая лебедки должны остаться на судне, — замечает Доррин, после того как несколько бочонков аккуратно скатываются вниз.

— Там они и останутся, — усмехается Варден. — Это, кстати и в моих интересах. Я побился с Гилертом об заклад — поставил десять к одному на то, что не снимешь его с мели. Эй, бездельники, да сколько можно!.. — Представитель Совета вновь орет на рабочих, а Доррин по веревочной лестнице взбирается на палубу. Лидрал следует за ним.

Паруса — те, что остались, — изорваны в клочья, часть бортового ограждения, от носа до середины судна, выломана, но более крупных повреждений не видно. Обойдя открытый люк, через который работники на кожаных стропах поднимают из трюма бочки, Доррин проверяет штурвал, вращающийся на удивление легко. Дальнейший осмотр показывает, что тянущиеся к рулю канаты порваны. Возможно, это случилось, когда судно село на мель... А возможно, как раз из-за этого оно и село. В любом случае Доррину следует разобраться с данным вопросом до начала работ по освобождению корабля из песчаного плена.

— Что скажешь? — спрашивает он Лидрал.

— Что тебе придется повозиться. Еще как повозиться, чтобы сделать эту лохань пригодной хотя бы для каботажных плаваний. Крушение крушением, но корабль и до того пребывал в плачевном состоянии.

— Да, этой зимой придется работать не покладая рук, — говорит Доррин, глядя на ковыряющихся в водорослях чаек.

— Не могу сказать, чтобы я с нетерпением дожидалась весны, — откликается Лидрал, на мгновение взяв его за руку.

— Я тоже, но весна настанет, хотим мы того или нет.

Бочки, подскакивая на досках, с грохотом скатываются на песок. Над побережьем с криками кружат чайки.

Заехав во двор и стряхнув снег с зимней шапки, одинокая всадница спешивается и направляется к освещенному окошку. Лидрал открывает дверь.

— Привет, Лидрал.

— Кадара! Надеюсь, с тобой все в порядке? А где Брид?

— Не смог выбраться, но у него все нормально. То есть не совсем — он вконец вымотался. Его сделали командующим: маршал из него еще тот, но других не нашлось. Теперь ему вовсе продыху нет, так что я приехала одна.

Из кузницы слышится звон металла.

— А наш Доррин, как всегда, все в трудах? От восхода до заката?

— По-моему, вы все такие. Я имею в виду уроженцев Отшельничьего, — отвечает Лидрал с едва уловимой ноткой горечи. — Он трудится не покладая рук — если не выполняет повинность, то мастерит вещи на продажу или возится со своей машиной... — осекшись, Лидрал стряхивает снег с непокрытой головы. — Но что это я тебя на крыльце держу? Давай поставим лошадь в стойло, а потом я угощу тебя горячим сидром и накормлю, чем смогу.

— Так он по-прежнему занимается этим дурацким двигателем? — спрашивает Кадара по пути к конюшне. — Все не угомонится?

— Какое там — «угомонится»! Он даже нашел корабль, куда собирается эту штуковину поставить. Загвоздка только в том, чтобы сдернуть этот корабль с мели. Он уже и на верфи место подыскал, куда его поставить, а ночами пропадает на борту. Делает обмеры и расчеты, чтобы впихнуть свою железяку в старый корпус.

— Надо же, я и не знала... — голос Кадары звучит хрипло, она кашляет. — Может быть... Может быть, следующей весной или летом собственный корабль окажется очень даже кстати.