Инженер магии - Лиланд Экстон Модезитт
Шрифт:
Интервал:
Расстегнув куртку, Доррин достает из папки чертежи и раскладывает их на столе, придавив утлы кусочками кирпича.
— Мне нужно, чтобы платформа была обрасоплена вот так, — говорит он Тирелу, указывая на верхний рисунок. — Лестницы...
Тирел, не обращая внимания на копоть и запах не совсем чистого масла, поправляет лампу так, чтобы на стол падало больше света, и всматривается в чертежи.
— Ну и крепкую же платформу ты хочешь! На кой тебе такая?
— Мне нужна очень крепкая, чтобы выдержала сто стоунов железа.
— Тогда тебе потребуется какой-то противовес, а то и перевернуться недолго. И потом — ежели мы установим эту штуковину, как ты собираешься попадать в трюм?
Тирел подходит к очагу и бросает туда маленькое поленце.
— Ну и зима, того и гляди задница отмерзнет! Не иначе как поганые чародеи наворожили.
— А ты что предлагаешь? — спрашивает Доррин, глядя на чертежи.
Протолкнув кочергой поленце поглубже, Тирел возвращается к столу, закусывает нижнюю губу выступающими передними зубами и бормочет:
— Ежели, например, передвинуть вот эту часть на пару локтей...
Доррин хмурится, понимая, что в таком случае наклон оси окажется еще больше, тогда как он всячески стремился свести его чуть ли не на нет. Правда, с другой стороны ось тогда будет короче, а значит и легче.
— Ладно, но коли так, то и брасопить придется по-другому, — говорит он.
— Это-то мы сделаем, — ворчит Тирел. — Чем еще заниматься-то? Но учти, когда спустишь посудину на воду, тебе потребуется охрана.
— Догадываюсь.
— И вот еще. Эта штука выходит наружу ниже ватерлинии. Чтобы в корпус не попадала вода...
Лампа мигает, выбрасывает струйку черного дыма, но спустя мгновение снова начинает светить ровно. Снаружи, загоняя под навес легкий снежок, свистит ветер.
Насыпав в ступку ивовой коры и звездочника, Доррин берется за пестик, чтобы измельчить смесь в тонкий порошок.
— Знаешь, тебе было вовсе не обязательно сюда приходить, — говорит Рилла, добавив к толченому бринну капельку сиропа.
— Наверное, нет, — рассеянно отзывается юноша, глядя в маленькое, так и оставшееся не закрытым ставнями окошко с южной стороны дома. Снаружи метет пурга.
— Мерга говорит, ты все стараешься наладить машину для своего корабля.
— Машина почти готова, осталось довести до ума паровой котел да доставить все детали на верфь, — откликается Доррин, продолжая орудовать пестиком. Ивовая кора поддается плохо: вместо порошка у него получается что-то вроде мелкой стружки.
— Котлы, машины — по мне это та же магия, — бормочет Рилла, перекладывая ложкой микстуру в чашечку, наливая туда горячего сидра и размешивая снадобье. — А как дела у Лидрал?
— Ей становится лучше, но... — юноша пожимает плечами. — Иногда хочется не только любить, ждать и терпеть.
— А что, свою машину ты смастерил за пару восьмидневок? — спрашивает целительница не то сварливо, не то лукаво. — Или нашел какой-то способ получать все, что нужно, мгновенно?
— Нет, конечно, — вздыхает Доррин. — Да только от этого не легче.
Он пересыпает смесь в кисет и идет в переднюю, где возле сидящего на стуле бледного паренька стоит грузная, закутанная в линялую вязаную шаль женщина.
Паренька лихорадит. Подкрепив его прикосновением гармонии, Доррин вручает снадобье матери.
— На завтрак и ужин добавляй по две щепотки порошка в чашку с чем-нибудь горячим. Это поможет сбить жар.
— Спасибо, целитель. После каждой встречи с тобой ему становится получше, только вот ненадолго.
— Я делаю что могу.
Женщина вручает ему медяк, и он не отказывается, поскольку намерен передать монету Рилле. А та пытается уговорить больную старуху принять лекарство:
— Герд, тебе нужно это выпить.
— Так ведь гадость же, Рилла. Воняет, как гнилая рыбья требуха, а то и похуже.
— Да это же сидр с сиропом, тут и порошка-то чуть-чуть.
Герд подносит чашку ко рту, но тут же ставит обратно.
— Чуть-чуть, а воняет, как из выгребной ямы.
— Хочешь окочуриться, так и пожалуйста, — рявкает Рилла. — Жалко только, что я зря перевела ценное снадобье на такую дуреху!
— Да выпью я эту гадость, — ворчит больная. — Выпить выпью, но любить ее вовсе не обязана, — она залпом опустошает чашку и морщится.
Доррин ее прекрасно понимает. Бринн — действенное средство против вздутия живота, но его горечь ни сидром, ни сиропом не перебить.
— Скоро тебе полегчает, — заверяет Рилла, вручая женщине крошечный матерчатый квадратик. — На ночь залей этот мешочек чем-нибудь горячим и выпей.
— Обязательно?
— Вовсе нет. Можешь ничего не пить и спокойно ждать, пока у тебя кишки наизнанку не вывернет. Только боюсь, ты тогда и до меня доползти не сможешь.
— Ох, Рилла, больно уж ты строга.
Целительница фыркает.
Когда и эта больная, завернувшись в плащ, выходит за дверь на холод, Рилла поворачивается к Доррину.
— Незачем тебе было сюда являться, — повторяет она. — А ну-ка брысь! Надевай куртку и дуй в свою кузницу. У тебя своих дел по горло.
— Я прихожу сюда не потому, что делаю тебе одолжение, — возражает Доррин. — Понимаешь, как ни крути, но моя помощь Бриду оборачивается гибелью людей. Исцеляя других, я, хотя бы отчасти, восстанавливаю Равновесие.
— Так уж устроен мир, — качает головой целительница. — Иногда убийство нельзя остановить ничем, кроме убийства. Но так или иначе, на сегодня у нас здесь все, и ты можешь отправляться домой.
— Я пытаюсь найти новый, лучший способ...
— Ага... Вот еще одна закавыка.
Доррин, уже натягивая куртку, бросает на нее вопросительный взгляд.
— Новый способ вовсе не обязательно лучший.
— Ты говоришь совсем как мой отец.
— Тогда добавлю, — смеется Рилла, — что про старые способы можно сказать то же самое. Одни привержены старине, других тянет на новизну, а чтобы суметь отобрать по-настоящему лучшее и из старого, и из нового, нужны и мудрость, и сила духа. Ладно, брысь. Мне не сможем сказать, плоха или хороша твоя машина, пока ты ее не закончишь, а ты едва ли закончишь ее, ежели будешь точить тут лясы со старой целительницей.
Уже подходя к своей кузнице, Доррин вновь вспоминает ее слова и ухмыляется. Пожалуй, некоторые высказывания Риллы стоят того, чтобы занести их в тетрадь, где собраны его мысли о хаосе и гармонии.
Маг с окладистой бородой рассматривает лежащий на столе развернутый пергамент. Рядом крошево голубого воска — то, что осталось от сломанной печати.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!