Французская мелодия - Александр Жигалин

знаешь, что он сказал?

— Что?

— Понятия душа и время несовместимы.

Я сначала не поняла, что он имел в виду. Александр Иванович, заметив в глазах моих растерянность, пояснил. Однажды он получил такое же письмо, датированное прошлым веком. Вскрыв, нашёл то, что развеяло все его сомнения. То было завещание твоего прадеда.

— Отец сумел расшифровать завещание?

— Не только расшифровать. Он сумел сделать то, чего не удалось сделать Ольге и Илье. Он нашёл реликвии Соколовых.

— Отец нашёл тайник?

Вздох удивления и восхищения подобно ветру пронёсся по кабинету.

Рученков, сидя в кресле, замер.

Илья и Ольга, как по команде, вскочили с дивана.

Находившийся возле двери Кузнецов с видом полного отсутствия понимания хлопал глазами так, что без смеха нельзя было смотреть.

Единственный, кто никак не проявлял себя, был Ростовцев, это означало, что он был в курсе.

Первым из состояния комы удивления вышел Илья.

Глянув на Алексея Дмитриевича, затем на Ольгу, Богданов перевёл взгляд на мать: «Если Александр Иванович посетил квартиру на Гороховой, почему Исаевы не сказали нам правду? И зачем было разыгрывать спектакль с расшифровкой плиток?!»

— Затем, что об этом их попросил Соколов. Посетившая их Элизабет могла оказаться не настоящей Элизабет. И тебя тоже Исаевы видели впервые. Отсюда недоверие, перешедшее в спектакль, в котором роли свои чета Исаевых сыграла отменно.

— Что правда, то правда, — произнёс Илья, глянув на Ленковскую так, словно та знала, но солгала по той же причине, что лгала раньше.

— Клянусь, — спохватилась Ольга. — О том, что Александр Иванович был на Гороховой, я узнала только сейчас. Да и откуда мне было знать.

— Да, да, — пришла на помощь подруге француженка. — Ни я, ни Оля ничего знали.

— Верю я, верю, — поднял вверх руку Богданов. — Уменя вопрос к маме. Александр Иванович попросил Исаевых не говорить Элизабет о том, что тот сумел отыскать тайник. Зачем? С какой стати понадобилось отцу усложнять жизнь дочери?

— Затем, что Элизабет до всего должна была дойти сама. Соколов не был провидцем, а значит, предвидеть, что жена вернётся во Францию, тоже не мог.

С другой стороны, ничего не изменилось. Элизабет при содействии Ольги сумела расшифровать завещание. Указанные в завещании пункты выполнены. Единственное, что осталось проделать, поменять имя и фамилию.

— Я уже подала заявление, — произнесла Элизабет.

— Видишь, — улыбнулась Вера Ивановна. — Всё идёт своим чередом.

— Осталось выяснить, куда Александр Иванович перевёз тайник, — поспешил подвести черту Илья.

— А чего тут выяснять?

Оставаясь верным принципу, когда требует ситуация, вызывать огонь на себя, Ростовцев, покинув место за столом, занял место рядом с Верой Ивановной.

Доли секунд потребовалось Илье, чтобы увидеть беснующийся в зрачках Алексея Дмитриевича огонёк страстей.

— Не может быть?

— Может, — улыбнулся Ростовцев.

— Чего не может? — раздался вопрос Виктора.

На слова Рученкова никто не отреагировал, потому как взгляды присутствующих были направлены на Ростовцева.

Взяв Илью за плечи, Алексей Дмитриевич развернул его в направлении Веры Ивановны.

— Познакомься. Перед тобой хранительница тайника.

С этими словами Ростовцев проследовал за стол, не забыв при этом глянуть на хозяйку дома взглядом распорядителя бала. И было во взгляде том столько страсти, столько гордости, что не требовалось ничего говорить. Повисший в воздухе вздох молчания говорил сам за себя. Необходимо было ощутить напряжение непроизнесённых слов, как смысл тут же достигал сознания.

Вера Ивановна, поднявшись, подошла к стеллажу, где, переложив с одной полки на другую несколько книг, поманила пальцем Илью.

— Отец наказывал держать местонахождение тайника в секрете. Причина ясна: всё, что хранится за стеллажом, принадлежит Елизавете Соколовой, по батюшке Александровне.

Произнеся, Вера Ивановна показала глазами на образовавшуюся между книгами щель.

— Там внутри есть рычажок. Потянешь на себя, стеллаж сдвинется с места.

Богданов, сунув руку, нащупал рычаг и, стараясь быть последовательным как в мыслях, так и в действиях, потянул тот на себя.

Внутри стеллажа заскрежетало, и выстроенная от пола до потолка махина начала плавно отходить в сторону.

Образовавшийся проём позволил Илье встать между стенкой и стеллажом.

Оставалось сделать шаг в напоминающее коридор пространство, как, вдруг вспомнив, что первой должна прикоснуться к реликвиям Элизабет, Илья сделал шаг в сторону.

— Прошу, мадам!

Глава 20

«Николай Чудотворец»

Первыми из тайника были вынесены упакованные в тубусы картины.

После чего последовал среднего размера сундук, который под восторженные возгласы присутствующих Богданов с Рученковым водрузили на стол. Кованое с металлическими застёжками чудовище напоминало проспавшего столетия монстра, при этом сумевшего не утратить ни величия, ни способностей приковывать внимание людей.

Крышка у сундука оказалась запертой, что не только не удивило, а даже наоборот, добавило ещё больше таинственности.

Затаив дыхание, все, кто находился в кабинете, с интересом наблюдали, как Богданов пытался отыскать секрет запорного устройства, удерживающего крышку в закрытом положении, притом, что ни замка, ни замочной скважины в центральной части сундука не наблюдалось.

Повозившись, Илья вынужден был оставить сундук в покое. Необходимость повторного проникновения в тайник накалила обстановку до предела. Вздохи чрезмерного напряжения перекликались с выдохами уставшего ожидания.

Единственная, кто оставалась безучастной, была Вера Ивановна. Оттого, с какой озабоченностью та следила за действиями Элизабет, можно было подумать, что француженка волнует её больше, чем содержимое тайника.

Элизабет же вместо того, чтобы выражать эмоции, выглядела сдержанной.

Особенно непонятное поведение хозяйки положения проявилось, когда Богданов вынул из тайника пасхальное яйцо «Курица, вынимающая сапфировое яйцо из корзины». Спустя минуту он же представил на всеобщее обозрение ещё один шедевр «Херувим, тащивший колесницу с яйцом». Затем наступила очередь «Бриллиантовой сетки». Все три произведения были изготовлены руками знаменитого Фаберже, о чём свидетельствовало фирменное клеймо, украшающее нижнюю часть усыпальниц каждого из яиц.

Как только то или иное творение появлялось на свет, вздох торжества, возносясь, заставлял людей с замиранием сердец тянуть руки к святыне, дабы хоть на миг прикоснуться к вечно живущему творению рук человеческих, одухотворённых самим Господом.

И только Элизабет продолжала воспринимать содержимое тайника с видом прощания с чем-то невероятно близким, в то же время непредсказуемо далёким.

И это в то время, когда кроме работ Фаберже в тайнике нашлось место целому ряду украшений из золота и платины. Кольца, ожерелья, серьги, часы, портсигары, изготовленные в стиле 17–18 веков представляли собой ценность, соизмерить которую могли только специалисты.

Каждая вещь хранилась в специально изготовленном футляре, на крышке которого красовался расшитый золотом герб рода Соколовых.

Единственное, что никак не было защищено и даже не упаковано, была икона «Николая чудотворца», когда как две другие «Иоанна крестителя» и «Господа Вседержителя» хранились в деревянных футлярах.

То, что все