Пушкин и финансы - Коллектив авторов

пьянствовала, отходя ко сну, то это еще не беда; мальчик привыкнет и будет молодец, в Льва Сергеевича»[992]. Вообще к женской прислуге Пушкин относился пренебрежительно-взыскательно. Как-то в отсутствие Пушкина загорелись занавески в доме, и он писал жене: «Пожар твой произошел, вероятно, от оплошности твоих фрейлин, которым без меня житье» [993].

С зимы 1834 г. вместе с Пушкиными стали жить и сестры Натальи Николаевны, Александра и Екатерина. Пушкины исполу с сестрами заняли большую квартиру в 20 комнат в доме Баташова у Гагаринской пристани. Пушкин говорил, что совместная жизнь устраивает его с материальной стороны, но в известной мере стесняет, так как он не любит изменять своим привычкам хозяина дома. Прислуги стало еще больше.

О численности хамова племени, пребывавшего на службе у господ Пушкиных, можно судить по выразительному счету мелких долгов прислуге, которые были уплачены Натальей Николаевной по смерти Пушкина[994], L.

Няне первой 40 рублей

Няне второй 60

Первой девушке горничной 100

Второй и третьей девушке 40

Четвертой девушке 20

Кормилице 177

Мужику из кухни 60

Лакею 90

Повару 50

Кучерам 20

Полотеру 15

Служителю 60

Прачке 90

Виссариону служителю 120

Да еще по отдельной записи Опека уплатила камердинеру Пушкина Павлу Роминкову 100 руб.

Надо думать, что не вся челядь здесь помечена: ведь кой-кому-то (заслуженным крепостным, например) не были же должны Пушкины!

Еще несколько подробностей о штатах пушкинского дома. В счете и письмах поминаются извозчики и кучера. Нужно пояснение. Пушкин не держал лошадей, а имел только карету. Лошадей нанимали. Четверка приходилась для разъезда по городу по 300 руб. в месяц (в 1836 г.). Извозчикам или кучерам платили отдельно. Последнюю карету поставил Пушкину в июне 1836 г. мастер Дриттенпрейс за 4150 руб. (с городским и дорожным прибором). С каретниками не везло Александру Сергеевичу. «Нет мне щастья с каретниками»[995]. «Каретник мой плут: взял с меня за починку 500 руб., а в один месяц карета моя – хоть брось. Это мне наука: не иметь дело с полуталантами. Фрибелиус или Иохим взяли бы с меня 100 руб. лишних, но зато не надули бы меня»[996].

Горячий барин был Александр Сергеевич. Влетало от него по временам людям. Он сам рассказывает жене об одной сцене избиения слуги, в которой он был неизбежным победителем. Летом 1834 г. он жил один без семьи на квартире в доме Оливье. Это был тягчайший период его жизни во многих отношениях. Горькие и грустные думы одолевали его. Остро и больно он переживал гнет милости своего государя. С какой радостью он отвергнул бы эту милость! И тут же совершенно вздорная история, о которой он писал жене в июне 1834 г.: «Кстати о доме нашем: надобно тебе сказать, что я с нашим хозяином побранился, и вот почему. На днях возвращаюсь ночью домой; двери заперты. Стучу, стучу; звоню, звоню. Насилу добудился дворника. А ему уже несколько раз говорил: прежде моего приезда не запирать. Рассердясь на него, дал я ему отеческое наказание. На другой день узнаю, что Оливье на своем дворе декламировал противу меня и велел дворнику меня не слушаться и двери запирать с 10 часов, чтобы воры не украли лестницы. Я тотчас велел прибить к дверям объявление, писанное рукою Сергея Николаевича (Гончаров, брат Натальи Николаевны), о сдаче квартиры – а к Оливье написал письмо, на которое дурак до сих пор не отвечал. Война же с дворником не прекращается, и вчера еще я с ним повозился. Мне его жаль, но делать нечего: я упрям и хочу переспорить весь дом»[997]. Александр Сергеевич отвел душу. Но он был так желчен, а в его желчном настроении кто виноват? Пушкин сам и отвечает: «все тот виноват»[998]. Тот – царь, Николай ГТак в один клубок связались мужик-дворник, первый русский поэт и русский император. Царь обидел поэта, а расплатился мужик.

III

Вот и все те немногочисленные сведения о хамовом племени, служившем Пушкину, которыми мы располагаем. Умер господин, и челядь разлетелась в разные стороны. Опека расплатилась с вольнонаемными, а крепостные остались крепостными и вернулись в места оседлости. Относительно некоторых был поднят вопрос об освобождении их от крепостной зависимости.

В первую очередь – о семье известного нам Калашникова. Сам Калашников не получил вольной, но был отпущен на волю сын его Иван «по уважению долговременной и усердной службы его умершему Пушкину». Внучке Калашникова, Елене Федоровой, дано было разрешение выйти замуж (следовательно, на волю) за финляндского уроженца и медных дел мастера Никодима Макконена.

Дело Елены Калашниковой едва не осложнилось. Опочецкая дворянская опека нашла, что выслуга Федоровой относилась только к Наталье Николаевне: «Из дела невидно, чтобы малолетние Пушкины имели от того какую пользу, и через замужество ее, Федоровой, с вольным человеком должны лишиться крепостного на нее права, а вместе с тем и могущей быть пользы; но Дворянская опека, принимая в уважение ходатайство учрежденного опекунства также о ней, Федоровой, хотя не имея прямого закона на разрешение в подобных случаях, разрешила в таком только случае на вступление в брак Федоровой, если внесены будут по 365 ст. 5 т. Уст. о пошлинах в пользу малолетних Пушкиных 37 руб. 50 коп. серебром». Деньги были внесены, и брак внучки Калашникова был устроен.

Воспользовалась счастьем освобождения и жена сына Калашникова, Василия. Мы уже упоминали о том, что в приданое за Натальей Николаевной дана была девка Малашка, лет 19–20, записанная по ревизии по селу Яропольцу, принадлежавшему матери ее, Н. И. Гончаровой. Находясь в услужении при госпоже Пушкиной, девка Малашка нашла счастье в товарище по услужению – крепостном человеке Пушкиных Василии Калашникове, прикрепленном по ревизии к сельцу Михайловскому, и вышла в 1832 г. за него замуж. Жили и служили Маланья и Василий Калашниковы в доме Пушкина до самой смерти А. С. Пушкина.

В 1838 г. умер Василий Калашников; осталась «вдова Маланья». В следующем году вдова Наталья Николаевна Пушкина согласилась дать волю вдове Маланье. Она представила в опекунство следующее удостоверение: «Сим удостоверяю, что если бы прочие наследники по имению, оставшемуся по смерти мужа моего Двора Его Императорского Величества камер-юнкера Александра Сергеевича Пушкина, находящемуся Псковской губернии в селе Михайловском, объявили бы какие притязания на принадлежность находящейся в услужении при мне вдове Маланьи, желающей вытить ныне в замужество – то я, нижеподписавшаяся, вдова Пушкина, обязуюсь принять сию крепостную Маланью на причитающуюся мне по тому же имению часть, и ответственность в