Эфирное время - Полина Дашкова

А я занята в своей студии. Никогда не думала, что захочустать актрисой. Но, оказывается, могу играть, мне обещают большое будущее,причем не в театре, а в кинематографе. Пока приглашают на второстепенные роли,но уже есть из чего выбирать.

Две недели назад к нам на репетицию явился американец пофамилии Диккенс. Смешной огромный янки в белом костюме, при знакомстве сразупредупреждает, что зовут его не Чарлз, а Дуглас и к великому английскомуписателю он не имеет никакого отношения.

На репетиции я плясала «цыганочку», потом била чечетку,потом спела под гитару романс «Гори, гори, моя звезда». У янки потеклинастоящие крупные слезы. Теперь каждый вечер он заезжает за мной в своемоткрытом черном автомобиле и протяжно сигналит у подъезда. Багровые розы, огромные,пухлые, на фоне белоснежного костюма, навевают не самые радостные воспоминания.Но хватит об этом. Все осталось там, в России. Дуглас Диккенс – это не купецБолякин.

Сегодня, всего час назад, он предложил мне отправиться с нимв Америку, в Голливуд. Оказывается, он очень богат и вкладывает деньги в кино.Не знаю, получится ли что-нибудь путное. Я никогда не была суеверной, но наэтот раз боюсь сглазить. Однако, кажется, проснулся и плачет Мишенька, а у менятак слипаются глаза, что буквы плывут".

* * *

– Чем ты так увлеклась? – Дмитрий Владимирович подошел тактихо, что Варя вздрогнула,

Он взял у нее из рук книгу. На обложке была фотографияамериканской кинозвезды тридцатых годов Софи Порье.

– Никогда не думала, что она была русской, – сказала Варя, –оказывается, ее звали Софья Константиновна Батурина, и псевдоним Порье онавзяла себе в память о своей первой любви. Здесь выдержки из ее дневника,потрясающая любовь с каким-то несчастным старым графом, которого отравиласумасшедшая жена. Совершенно реальные события интереснее любого романа.

– Ну, во-первых, далеко не все события, описанные здесь,реальны. Многое придумано, ведь проверить нельзя.

– Ну, если это и выдумки, все равно интересно. Книгавалялась на тумбочке у кровати, ты тоже ее читал, не мог оторваться. Междупрочим, если ты посмотришь внимательно, то заметишь, как мы с ней похожи. А онасчиталась одной из самых красивых актрис довоенного кино. Гениально танцевалачечетку и пела русские романсы. Ну, посмотри. – Варя пролистала вкладку силлюстрациями, показала несколько фотографий, повертела головой, повторяяракурсы, в которых была заснята Соня Батурина.

– Да, действительно что-то есть, – кивнул Мальцев.

– Кстати, на портрете, который висит в гостиной, не она ли,не Софья Батурина в юности? Она ведь описывает в своем дневнике, как графрисовал ее с брошкой у горла.

– Она. Паша увлекается старым голливудским кино, особеннофильмами тридцатых. Вот и купил этот портрет, когда узнал, что на нем СофиПорье в юности.

– А что, брошка, которую она зарыла в саду, действительнотакая дорогая? Интересно, нашел потом кто-нибудь эту серебряную шкатулку?

– Ладно, хватит, – Мальцев внезапно повысил голос, у негостали неприятные злые глаза, – ты бы лучше к экзаменам готовилась, читала то,что надо по программе.

За окном послышался звук мотора Мальцев взглянул на часы иотправило вниз, в гостиную. Варя подбежала к окну и увидела, как въезжает вворота голубой седан Павла Владимировича.

Через несколько минут раздались шаги по лестнице. Прежде чемони поднялись в кабинет и закрыли за собой дверь, Варя услышала обрывокразговора. Дмитрий Владимирович был сильно раздражен и говорил на повышенныхтонах, почти кричал что случалось с ним редко.

– Он сказал, с чем это связано? Паша, сосредоточься,пожалуйста. Возьми себя в руки. Он ведь не на экскурсию туда пришел, не радирасширения общего кругозора.

– Митя, не кричи. Там вроде бы дело об убийстветележурналиста, но никаких подробностей я не знаю. Как ты понимаешь,оперативник профессору Удальцову подробностей не докладывал, а Удальцов мне –тем более. Существует тайна следствия.

– Хорошо, Павлик, тележурналист это хоть что-то. Это ужетеплее. Я попробую уточнить в прокуратуре… Вот что, позвони ему, пусть дастоперативнику твой телефон, пусть скажет, что ты уже в Москве. Ну, придумайкакой-нибудь предлог.

Хлопнула дверь кабинета. Голоса затихли.

Беляева готова была приехать в следственный отдел прямо сутра. Она сообщила, что у нее есть два часа свободного времени, с десяти додвенадцати. Но Илья Никитич представил, сколько любопытных под разными невиннымипредлогами станет заглядывать в его маленький кабинет, когда по УВД пойдетслух, что у него сидит сама Елизавета Беляева. Вряд ли удастся нормальнопобеседовать.

– Если не возражаете, я лучше подъеду к вам домой, прямосейчас.

– Да, конечно. – Она подробно объяснила, как добираться.

Илья Никитич, ожидал, что попадет в роскошную квартиру, гдекомнат не меньше пяти, а скорее всего, это будет двухэтажный пентхауз состеклянной оранжереей в одной из так называемых «лужковских» новостроек дляочень богатых людей.

Но оказалось, телезвезда живет в обычном сталинском доме, втрехкомнатной квартире, без всяких оранжерей.

Без грима, в джинсах и свитере, Беляева выглядела, пожалуй,даже привлекательней, чем на экране. Во всяком случае, так показалось ИльеНикитичу, который вообще не любил подкрашенных женских лиц.

* * *

– Чай? Кофе?

– Если чай в пакетиках, то лучше кофе.

– А если кофе растворимый, то лучше чай, – она улыбнулась, –я сварю кофе потому что сама еще не завтракала. Честно говоря, я только чтовстала и все никак не могу проснуться.

Илья Никитич заметил, что глаза у нее действительно сонные,даже как будто воспаленные.

– Значит, убийцу Артема пока не нашли? – спросила она, стояу плиты и следя за пеной, поднимающейся в большой медной турке.

– Пока нет. Сколько лет вы были знакомы с Бутейко?

– Лет пять, не меньше, – она сняла турку с плиты, разлилакофе по маленьким чашкам, села напротив, – вам, вероятно, уже сообщили, что унас с Артемом сложились очень скверные отношения.

– Да, мне говорили, и я видел несколько старых передач взаписи.

– Какие именно передачи, если не секрет? – Она отхлебнулакофе, поморщилась, потому что он был слишком горячий, встала, достала изхолодильника пачку грейпфрутового сока. – Вам налить?