Эфирное время - Полина Дашкова

– А они есть у меня. Фотографии и видеокассета. Разве мало?Я поведаю миру трогательную историю о том, как давно и безответно люблю вас, ивот вы наконец снизошли, однако счастье длилось совсем недолго. Нашелсямерзавец, который заснял нас с вами и стал шантажировать, требуя огромную суммуденег. И вы с испугу решили порвать со мной. Но я так сильно люблю вас, чтоготов был заплатить мерзавцу, однако шантажист не успокоился. На любом суде ябуду смотреть на вас обожающими глазами, даже могу пустить скупую мужскуюслезу. Я буду повторять: Лизонька, прости меня… я люблю тебя… вспомни, как мыбыли счастливы. И мне поверят. Мне, а не вам. Доказательства здесь ни при чем.Захотят поверить мне потому, что так интересней, так мелодраматичней. Я устроютакое шоу, такую мыльную оперу, что мне же еще и денег заплатит какой-нибудьумный продюсер.

– Я никогда не красила ногти на ногах и на руках, –равнодушно произнесла Лиза, – – у меня аллергия на ацетон. У вашей дамы ногтиярко-алого цвета.

– Да что вы говорите? – Он испуганно всплеснул руками. –Надо же, как я прокололся, ай как нехорошо! Впрочем, я оптимист. Безвыходныхситуаций не бывает. Ну конечно, мне известно про аллергию, но вы знали, что мнеужасно нравятся алые ногти. Меня это возбуждает, и из любви ко мне вы купилиспециальный лак, сделанный на каком-то другом растворителе, не на ацетоне. Выразве не помните? Да, кстати, я не спросил вас, как вашему Юраше понравилсяфильм? Вряд ли он обратил внимание на цвет ногтей. Он был под сильнымвпечатлением. Я прав? Можете не отвечать, я знаю, что прав. А теперь подумайте,если он, близкий человек, не заметил этой ерунды, то разве можно ждатьнаблюдательности от широкой публики? Хотя, конечно, я признаю, что допустилнебрежность. Мне следовало попросить даму стереть лак с ногтей.

Лиза заметила, что на стоянку въехал синий «Мерседес»директора канала, и тут же, ни слова не говоря, кинулась в подъезд телецентра.Еще не хватало, чтобы их заметили вместе.

– Погодите, Елизавета Павловна, мы не договорили. Я понимаю,что здесь, сейчас, неудобно. Назначьте сами время и место.

– Хорошо, – буркнула Лиза, – знаете ресторан «Паттио-пицца»у Пушкинского музея?

– Конечно.

– Сегодня. В девять вечера. «Он прав, – думала она; сидя вмонтажной и тупо глядя на мониторы, – мне придется выполнить его условия.Никакой лак меня не спасет».

Шел обычный, суетный, нервный рабочий день. На короткомсовещании Лиза теряла нить разговора, вглядывалась в жесткое лицо директора.Рот его улыбался, глаза оставались колючими и серьезными. Она думала о том, каклучше преподнести ему Красавченко, чтобы максимально обезопасить себя, и когдаразумней начать этот разговор.

«А может, все-таки потянуть время? Попытаться заморочить емуголову? Пока у него останется надежда на эфир, он не запустит свою мыльнуюоперу», – размышляла она, накладывая тон в маленьком кабинете рядом со студией.

Там пили кофе, рассказывали анекдоты, потихоньку курили,вздрагивая при каждом стуке в дверь, потому что пожарники за курениештрафовали.

«Для начала надо все-таки выяснить, что именно и кому онхочет сообщить с экрана», – думала она во время записи передачи, автоматическипроизнося текст.

– Ты запинаешься через слово, – сердито заметил редактор, –давай сначала.

В начале девятого она вырулила со стоянки перед телецентром,ровно к девяти подъехала к ресторану. На стоянке краем глаза заметила ужезнакомый серебристый «БМВ».

Свободных столиков было достаточно. Она огляделась, обошлазалы, но Красавченко не увидела. Заняла столик у окна которое выходило наосвещенную стоянку, заказала пока только сок, поставила сумку, отправилась к«шведскому столу», взяла себе несколько сортов салатов, чесночный хлеб,вернулась за столик, взглянула на часы. Было уже пятнадцать минут десятого.

«Куда же он делся? Машина стоит…» Она принялась за еду.Подошел официант, спросил, принести ли пиццу. Она отказалась. Салатов ичесночного хлеба вполне достаточно.

В половине десятого к здоровенному джипу, стоявшему как разза серебристым «БМВ», подошли, поигрывая ключами, двое широкоплечих кожаныхбратков и высокая белокурая девица в длинной распахнутой шубе. «БМВ» стоялтаким образом, что джип выехать не мог. Один из братков наклонился и постучал встекло. И тут же отпрянул, бросился к своему приятелю и к девице, которыекурили у джипа. Все трое о чем-то возбужденно заспорили. Наконец девицавытащила сотовый и стала куда-то звонить.

Лизе захотелось выйти и посмотреть, в чем дело. Но онаусилием воли заставила себя сидеть. Допила сок, спокойно заказала кофе,закурила.

Минут через десять послышался вой сирен. На стоянку въехала«скорая», вслед за ней милицейский «газик». Вспыхнули яркие фары, под козырькомресторана зажгли сильный прожектор, и Лиза заметила, что в «БМВ» наводительском месте сидит человек, странно откинувшись на подголовник. Онапривстала, прижалась лицом к стеклу и узнала тяжеловатый суперменский профильКрасавченко.

Оперативники попросили всех оставаться на местах, и каждомупоказывали паспорт с фотографией, спрашивали, не знаком ли этот человек?

Лизу оперативник узнал, улыбнулся, поздоровался, назвав еепо имени-отчеству.

– Что же с ним случилось? – поинтересовалась она. –Сердечный приступ? Кровоизлияние в мозг?

– Выстрел в голову, – тихо ответил оперативник.

– Как же никто ничего не заметил, не услышал выстрела?

– Пистолет был с глушителем, работал профессионал, сделалвсе тихо и быстро. Охранник и грузчик вроде бы видели, как какой-то пареньподходил к машине, но пока ничего определенного о нем сказать не могут.

– И давно он так сидит?

– Ну, примерно с половины девятого..

Лейтенанта окликнули, он улыбнулся кивнул.

– Всего доброго, Елизавета Павловна. Было очень приятнопознакомиться.

Он так и не спросил, знает ли она этого человека.

* * *

– Дмитрий Владимирович, добрый вечер! – Хозяин клуба «СТ»расплылся в улыбке, пожал руку Мальцеву, а Варе опять только кивнул, правда,сдобрил это не слишком почтительное приветствие комплиментом:

– Вы сегодня великолепно выглядите, Варенька. Рад васвидеть.

Они прошли к своему столику. На этот раз в клубе было почтипусто, оркестр отдыхал, из невидимого динамика тихонько лилась стариннаялютневая музыка.

Варя открыла книжку меню в дорогом вишневом переплете.

Рядом с названиями блюд не было цен. У постоянныхпосетителей деньги через банк снимались со специальной клубной карточки.Перечень блюд и вин можно было читать, как поэму, не отвлекаясь на неприятныецифры.