Китай при Мао. Революция, пущенная под откос - Эндрю Уолдер

секретарь провинции Чжао Цзыян, который и сам был подвергнут во времена «культурной революции» гонениям и также был заинтересован в ограничении военного контроля, поддерживал деятельность группы. Нескольким бывшим хунвейбинам, которые стояли во главе движения против нарушений со стороны вооруженных сил, было поручено взять на себя проведение в рамках их рабочих ячеек кампании порицания Линь Бяо и Конфуция. На одного из этих хунвейбинов также возложили координацию расследования журналистами местной газеты злоупотреблений в армии. Новые посты дали повстанцам возможность широко распространить результаты своей подпольной работы и обращаться к провинциальному руководству с петициями [Chan et al. 1985: 6–9].

Эссе «О социалистической демократии и правовой системе» демонстрировало приверженность идеям Мао и целям «культурной революции», однако в целом оно стало выражением в корне иного политического менталитета. В первую очередь авторы критиковали «систему Линь Бяо», чьи особенности во многом совпадали с нелицеприятными характеристиками «культурной революции», которые были представлены в документах, распространенных во время недавней кампании против «антипартийной клики Линя – Чэня». Эссе осуждает кампанию «безграничной преданности» конца 1960-х гг., которая сравнивается с полурелигиозными ритуалами, которые оказались бы более уместны для почитания культа феодального императора, а не современного лидера-социалиста [Leese 2011: 243–244]. Авторы сурово высказывались против произвола в рамках кампаний по очистке классовых рядов и претворению в жизнь «удара по контрреволюции и борьбы против трех зол», которые были обращены против весьма смутно обозначенного круга «контрреволюционных элементов». Авторы призывали к бдительности в отношении чиновников, которые стремились вернуться к временам подавления, побоев и пыток в поиске воображаемых предателей и классовых врагов. По мнению авторов эссе, все описанные злоупотребления сигнализировали о формировании в Китае нового правящего класса, который укреплял свою диктатуру за счет принуждения и почти имперского культа преданности, лишая при этом КНР будущего в качестве социал-демократического государства. Все эти крайности оказались возможны в условиях отсутствия истинной демократии и правовых ограничений, которые сдерживали бы деятельность официальных властей. Без обеспечения защиты прав народа от подобных злоупотреблений и без закрепления в законодательстве допустимых пределов властного произвола социализму было суждено трансформироваться в «социал-фашизм», с которым народ КНР столкнулся в течение трех лет существования «системы Линь Бяо», то есть во время «культурной революции»[197].

Основная цель эссе заключалась в противостоянии политическому развороту, симптомом которого выступала кампания порицания Линь Бяо и Конфуция 1974 г. Авторы документа указывали, что новая инициатива фактически являлась попыткой вернуться к социал-фашизму времен «культурной революции». Китаю требовалась не противостояние восстановлению существовавшего до нее статус-кво, а создание новых институтов, которые бы обеспечивали демократические права народа, препятствовали произвольному преследованию людей и покончили с особым привилегированным положением тех, кто находился у политической власти [Chan et al. 1985: 10–13][198]. Это был новый образ политической мысли, и авторы эссе наравне с другими представителями их движения станут ведущими фигурами в кампаниях за демократию, которые развернутся после кончины Мао, в 1978–1979 гг. [Chan et al. 1985: 16–28; Rosen 1985].

Политики в Пекине были глубоко обеспокоены тем, как авторы эссе раскритиковали принцип однопартийной системы. Самыми голосистыми оказались радикалы из Политбюро, в особенности Цзян Цин, которая заклеймила материал «самой реакционной статьей со времен освобождения Китая». В начале 1975 г. в городе Гуанчжоу была запущена общегородская кампания порицания авторов эссе. В местных школах и на фабриках прошли собрания критики и борьбы, а также массовые митинги. Авторы были высланы в сельскую местность. Расследование коснулось сотен людей, которые выступили в поддержку эссе[199].

Местные протесты принимали разнообразный характер, однако гражданские волнения во многих регионах Китая в целом привели к середине 1974 г. к серьезным экономическим проблемам. Повстанцы вступали в конфронтацию со старшими кадрами, пытавшимися восстановить свой авторитет и обеспечить рабочую дисциплину на фабриках, в железнодорожных депо и в портах. Помимо уже описанных масштабных сбоев, которые мы уже отмечали в Ханчжоу и Нанкине, в знак протеста против восстановления сдельной оплаты труда прекратили работу работники шанхайских портов. Межфракционная борьба, развернувшаяся на железнодорожном транспорте, в особенности в Цзянсу – ключевом узловом регионе, поразила транспортную сеть Китая. Сталь, уголь и другие важные материалы приходилось складировать на месте производства по причине срыва поставок, что, в свою очередь, замедлило производительность работы предприятий, которым не хватало сырья. За первые три квартала 1974 г. в производстве продукции произошел спад, который стер результаты умеренного восстановления промышленности последних лет.

В октябре Мао наконец-то обратил на нарастающие проблемы внимание и призвал к «единству и стабильности». Он вполне очевидно хотел, чтобы повстанцы сопротивлялись поспешному восстановлению порядков, имевших место до «культурной революции», однако он ни в коей мере не желал возвращения беспорядков, которые вынудили его сильно зависеть от военной поддержки в 1968 г. Ближе к концу 1974 г. Мао потребовал от центральных властей предпринять решительные меры стимулирования национальной экономики, которые он вверил Дэн Сяопину. Полноценные попытки восстановления экономики КНР были инициированы уже в следующем году [Forster 1990: 164–172; Teiwes, Sun 2007: 197–199].

Восстановление порядка и стабилизация экономики в 1975 г.

С разрешения Мао Дэн Сяопин решительно добивался окончательного переустройства партийных организаций, полного удаления из гражданской администрации представителей вооруженных сил и пресечения конфликтов, которые подорвали экономику КНР в 1974 г. За 1975 г. ему удалось претворить в жизнь гораздо больше, чем это получилось в прошлом у Чжоу Эньлая. Во многом этому способствовало то, что Дэн действовал более целенаправленно, чем его осторожный предшественник [Mac-Farquhar, Schoenhals 2006: 381–382]. Однако и инициативы Дэна оказались резко остановлены к концу этого года. Дэн пользовался поддержкой Мао в делах восстановления КПК, завершения межфракционных конфликтов, формирования «единства и стабильности» и, соответственно, с точки зрения Мао, консолидации достижений «культурной революции». Однако он превысил свои полномочия в части попыток создать условия для модернизации промышленности, усиления научного истэблишмента и воссоздания системы высшего образования. Эти устремления фактически ставили под сомнение «успехи» «культурной революции», которыми так дорожил Мао. Как и его предшественник, Дэн вскоре был отстранен от дел и подвергнут критике.

Впрочем, до своего отстранения Дэн Сяопин успел сделать многое. В частности, он смог полностью вывести представителей вооруженных сил из состава органов гражданской администрации. В ряде речей и директив Дэн осуждал руководителей, пришедших к власти по армейской линии, за чванство и расслабленность. Офицеры смогли создать для себя комфортные правительственные посты, обеспеченные гражданскими льготами и специальными привилегиями. Дэн призвал НОАК сфокусироваться на военном деле, чтобы вернуть вооруженным силам боевую готовность, подтянуть дисциплину и прекратить вмешиваться в вопросы гражданской администрации. Он потребовал также уделить особое внимание усовершенствованию боевых комплексов и организовал кампанию по искоренению фракционализма внутри вооруженных сил. В августе 1975 г.