Соблазн - Хосе Карлос Сомоса

Я быстро перебрала в уме необходимые компоненты: свет – фонарь в руке Клаудии, костюм – моя маечка, вымазанная в крови, а также фон – красный занавес с зеркалом в виде украшения – и решила, что они идеальны. В следующую паузу между двумя ударами я выпрыгнула, заняв позицию перед зеркалом, и развернулась лицом к Клаудии, приготовившись сыграть маску.

Она вышла неплохо. Но я упустила одну деталь. Или даже две.

Клаудия тоже была хорошей наживкой.

А теперь стала еще лучше.

Это как игра в покер. И я почувствовала, что она поворачивается, швыряя в меня full[67], и мне даже показалось, что я вижу не улыбку, а руку, которая открывает передо мной четырех тузов.

И джокера в придачу. Джокера колоды. Йорика.

Часть сознания – та, которую еще не окутал туман, – поняла, что это, видимо, и есть Йорик, потому что та маска Труда, которую она показала, хотя и была безукоризненна (раскрыть руки, напрячь бицепсы, направить свет на свой живот), никогда сама по себе не оказала бы на меня такого мощного воздействия.

Но Йорик сделал ее чем-то сокрушительным.

Я содрогнулась и ударилась о зеркало, вцепившись обеими руками в занавес.

– Ага, – произнесла Клаудия, фыркнув. – Посмотрите-ка на нее: в плену.

Именно так я себя и чувствовала: еще не стала одержимой, но уже не могла отвести от нее взгляд. Еще не потеряв способности думать, искать объяснения, я уже вновь дала увлечь себя этому тщедушному телу. Это как проглотить лошадиную дозу афродизиаков и начать ощущать первые симптомы – жар, учащенный пульс…

– О, бога ради, Диана. – Маленькая богиня передо мной укоризненно качала белокурой стриженой головкой. – Ты пыталась атаковать меня маской? В мужестве тебе не откажешь, это да… Позволь, я кое-что поясню: я готовилась к этому в течение нескольких лет. Даже и без Йорика я бы с тобой справилась, Жирафа.

Я попыталась мыслить ясно. И заговорила, задыхаясь:

– Ты рубишь сук… Ты убиваешь тех из нас, кто действительно тебя любит, Клаудия…

– Действительно меня любит? – с удивлением отозвалась она. – Не понимаю. Кто это любит меня «действительно»? Мои родители? Женс? Нели? Может, ты? Нет никаких «действительных» чувств, Жирафа. Разве ты этого не знала? Есть только псином. Театр. Маски.

– Я никогда не делала тебе ничего плохого, как и Мигель…

– Я же тебе объяснила: ты нужна мне, чтобы выйти сухой из воды. А своего парня ты сама сюда притащила.

– Ты больна… Упала в колодец… Тебе нужна помощь…

Я надеялась на то, что мои слова вызовут ее ярость и тот контролируемый аффект, с помощью которого она меня держала, ослабеет. Это было ошибкой. Клаудия сразу же это почуяла и ответила по-своему: повернулась в полупрофиль – левое колено согнуто, мышцы длинных худых ног напряжены, – сопровождая действо такими словами:

– Ты так думаешь? Возможно…

Как будто волна жара накрыла меня с головой. Я почти могла прочертить по своему телу траекторию этой молнии наслаждения. Я изогнулась, все еще держась руками за занавес, повернулась к Клаудии боком и испустила продолжительный стон. Больше я не могла выговорить ни слова.

Все еще стоя ко мне в профиль, Клаудия оттянула резинку трусиков и прижала ею фонарь, поместив его ниже живота. Свет, направленный таким образом, бил ей в грудь и лицо снизу, рождая небывалые эффекты. Мускулы вздымались прямо из-под кожи, и к ним-то и был прикован мой ставший пленником взгляд. Из своего тела и света Клаудия создавала такую роскошную декорацию для маски Труда, что я почувствовала, как из моего приоткрытого рта текут слюни. Тут она обернулась взглянуть на Мигеля и Веру – без сомнения, чтобы удостовериться, что уж на этот раз никто ей не помешает. Надежды на это не было никакой: Мигель лежал без сознания, или мертвый, возле противоположной стены, а поза Веры – на корточках на подмостках – говорила о том, что она в чужой власти.

Не торопясь, Клаудия снова повернулась ко мне. Ее глаза, вокруг которых свет фонаря рисовал полумаску теней, насмешливо блестели.

– Наконец-то мы одни – ты и я. А теперь представь себе Йорика, коллега. Пока мы боролись, он продолжал подзаряжаться. Это будет до сих пор никем не испытанное, беспрецедентное, можно сказать, ощущение. Никто и никогда за всю гребаную историю не испытывал такого наслаждения… Да ты просто описаешься от удовольствия, пока будешь убивать свою сестру и Мигеля, подруга! Да, это будет нечто, уж поверь мне. Как жаль, что потом ты уж ничего и не вспомнишь. А после позвонишь в отдел… Я отправлю тебя на небеса, Жирафа. И там ты узнаешь то, что я познала с Ренаром, – как эти небеса похожи на ад. Два невыносимых полюса.

Я понимала, что она не блефует. Говоря, она расставила тощие ноги, утвердившись на ступнях носками ко мне, и стала медленно поднимать руки, освещенная бьющим снизу светом. Выглядело это так, будто свет, поднимающийся от ее паха, заставляет пламенеть всю фигуру.

И я поняла, что через пару секунд обратного пути не будет. Последние обрывки мысли покинут мою голову – так вылетают на большой высоте разные вещи из дыры в фюзеляже самолета.

– Скажу тебе кое-что напоследок, – зашептала Клаудия, пока тени ее рук в определенном ритме карабкались, как плющ, по стене за ее спиной. – Никогда ты не была лучше меня. Ты была красивой, потрясной… Женс поэтому тебя и сохранил – ты ему нравилась. Но никогда ты не была как я.

Ее худые руки поднимались, словно рассвет: когда они взойдут, солнце маски ослепит меня окончательно. Я почти ощущала сметающее все на своем пути приближение наслаждения – этот гул тяжелой техники, от которого трепещут все мои органы. Оставалось несколько секунд. Поэтому так важно было правильно все рассчитать, а концентрация давалась все тяжелее.

– Это я дала ему Йорика, Жирафа… – прибавила она, в то время как ее руки уже почти завершили свое восхождение. Я обратила внимание на кисти: пальцы растопырены, и руки вращаются с мягкой точностью модулей космического корабля. – Это я получила эту маску, не ты… Запомни это навсегда.

– В добрый час, Сесе, – сказала я.

И сделала это.

Мы – наживки, мы – мошенницы. Еще оставалась надежда, что я провела ее при помощи той маски, которую показала раньше. На самом же деле, как и обычно, я заготовила и второй план, гораздо более невероятный. Моей целью было встать перед зеркалом и ухватиться за занавес, частично его закрывавший. И в тот момент, когда Клаудия выполняла последние жесты, я сделала единственное, что еще могла сделать в том состоянии, в котором находилась. Я не могла атаковать ее, не могла убежать и даже закрыть глаза не могла.

Но я могла прекратить сопротивление и пасть к ее ногам.

Именно это я и сделала, позволив весу моего тела увлечь меня вниз, – рухнула, как фанат перед обожаемым актером. Мои руки, все еще сжимающие занавес, потянули его за собой. Я рассчитывала, что этого усилия окажется достаточно, чтобы полностью открыть зеркало.