Танец для двоих - Виктория Клейтон

Я погладила руку леди Инскип.

— Уверена, что дети продолжают любить вас. Вероятно, они не осознают, насколько сильно. У меня нет большого опыта семейных отношений, но я часто видела, как люди стараются избегать открытого проявления чувств. Все принимают любовь как нечто само собой разумеющееся. Я знаю, что Джереми любит вас. Но мужчины не желают распространяться на тему, как они любят своих мам. Они полагают, что это… странно.

— Странно? Я поняла, что больше не могу говорить о странностях. Когда мне кажется, что я веду себя естественно, другие полагают, что я слишком эксцентрична. Они начинают переглядываться, меняют тему разговора или заставляют меня лечь в постель. Мне известно, что иногда я делаю что-то не так, но мне непонятно, что именно.

— Люди часто полагают, что я веду себя глупо. Мне об этом часто говорят.

Леди Инскип крепко сжала мою руку.

— Говорят, на самом деле говорят? Ты ведь заметила, что мне никто ничего не говорит. В этом вся разница. Это и пугает меня.

— Это потому, что вы принимаете все слишком близко к сердцу. Ваши родные боятся ранить вас.

— Ты имеешь в виду, что я слишком эмоциональна? Знаю, ты права. Но я в отчаянии. — Леди Инскип прижала свободную руку ко лбу. — Я чувствую себя выброшенной из реального мира. Даже доктора говорят со мной так, словно я непослушный ребенок. Они не отвечают на мои вопросы, а смеются и повторяют, что мне нужен отдых. Я отдыхаю уже десять лет. Я чувствую себя изолированной от других людей.

— Если б вы только смогли не принимать все так близко к сердцу, — произнесла я. — Знаете, каждого можно обидеть необдуманной фразой. Мы все хотим больше любви и больше одобрения, чем у нас есть на самом деле. — Тут меня осенило: моя готовность раздавать советы несколько самонадеянна. Я ведь ничего не знала о душевных болезнях. — Лалла написала, что гуляла с вами в парке и вы рассказывали ей о миграции птиц.

— Да, рассказывала. — Леди Инскип улыбнулась. — Я уже обо всем забыла. Мне удается запоминать только печальные события. Один из докторов сказал, что в этом моя главная беда. Он поставил диагноз: острая депрессия. Он сказал, что больше ничего не видит, но Джеймс ужасно разозлился. Я знаю, что Джеймс считает по-другому. Меня пугает сама идея быть… ты понимаешь, что я имею в виду. — Она судорожно сжала мою руку. — В этом случае я не знаю, кто я есть на самом деле. Я помню себя молодой женщиной, счастливой, полной надежд. Сейчас я превратилась в больную старуху, бесполезную и никому не нужную. Я не верю, что это я. Когда родились Джереми и Лалла, у меня был провал — я чувствовала себя довольно странно, не узнавала привычных вещей. Но все говорили, что я слишком устала и что все вскоре вернется в привычную колею. Естественно, меня измучили роды, нелегко рожать близнецов. Я действительно вскоре почувствовала себя гораздо лучше, почувствовала, что пришла в норму Но после того как родился Ники… — Она закрыла глаза и прижала руки к груди. — Нет, нет, я не могу говорить об этом.

Я нежно гладила руку леди Инскип. Спустя некоторое время она вновь открыла глаза.

— Ты достаточно повзрослела, Виола, чтобы понять, что такое страх? Я имею в виду не несколько секунд паники, а настоящий ужас, который сжимает внутренности и заставляет тебя дрожать так сильно, что ты теряешь способность соображать. Ужас, который длится часами, днями и неделями?

— Нет, — ответила я. — Не думаю, что испытывала нечто подобное. Если вы полагаете, что это поможет, пожалуйста, расскажите мне.

Леди Инскип привстала с кровати, оперлась на локоть и уставилась на меня огромными испуганными глазами.

— Я могу довериться тебе, Виола?

— Думаю, что да.

— Джеймс ненавидит меня, и он прав. Я знаю, что ненавидеть ближнего — большой грех, но в его случае ненависть абсолютно оправданна. Понимаешь, я…

— Это вы, мисс Виола? — Мисс Тинкер появилась с другой стороны кровати так неожиданно, что я вздрогнула. Очевидно, она жила в комнате, смежной со спальней леди Инскип. Но тогда внезапность, с которой мисс Тинкер появилась в спальне, заставила меня подумать о потайном ходе или скрытой двери. — Надеюсь, вы не утомили мадам. Мадам нуждается в отдыхе.

Летняя жара, казалось, благоприятно подействовала на пышные усы мисс Тинкер. Они разрослись и матово поблескивали.

— Я хотела узнать у миледи, спустится ли она в столовую к ужину. Мы все хотели бы видеть ее внизу.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Нет, Тинкер. Я способна ответить самостоятельно. Думаю, что это прекрасная идея, — произнесла леди Инскип с напускной бодростью. — Я устала находиться взаперти в спальне целыми сутками. Виола придала мне сил.

Мисс Тинкер окинула меня взглядом, полным плохо скрытой неприязни. Я вспомнила тетину служанку Агнес. Ее неприязненное отношение ко мне объяснялось банальной ревностью: как кто-то осмелился претендовать на внимание ее госпожи? Но я была убеждена, что поведение сэра Джеймса по отношению к своей жене выглядело гораздо более зловещим. Во время учебы в школе мы зачитывались жуткими историями о том, как жестокие бароны насиловали беззащитных служанок, а разорившиеся аристократы, пытаясь получить контроль над семейным состоянием, убеждали окружающих в том, что их богатые жены сошли с ума.

Я встретила сэра Джеймса в холле. Он искоса взглянул на меня и пробурчал:

— Очень хорошо. По крайней мере сегодня на ужин у нас будет неплохая еда.

Я была польщена. Неужели сэр Джеймс по достоинству оценил мои предыдущие попытки приготовить вечернюю трапезу или же попросту спутал меня с кухонной прислугой? Я направилась на кухню. В руках я держала продукты, которые приобрела по дороге, включая мясо для собак и Флаффи. Кровь с куска свинины стекала на цыпленка. Продукты имели довольно отталкивающий вид.

— Вы что-то хотели, мисс? Могу я вам помочь? — Передо мной стояла новая кухарка. Она была высокого роста, очень худая, с темными волосами, заколотыми наверху в пучок. У нее был большой нос картошкой и обувь невероятного размера. Кухарка скрестила руки поверх не очень чистого фартука.

— Боюсь, что в поезде было слишком жарко. Я завернула мясо во влажную бумагу, но оно все равно начало портиться. Думаю, что животные не будут возражать.

Кухарка перевела взгляд с моего лица на увесистый сверток, который я держала в руках.

— Что еще у вас здесь?

Хоть я и улыбалась, выражение лица моей собеседницы оставалось холодным. Я была незваным гостем в ее владениях, и она, не стесняясь, показывала мне это. Я надеялась получить кусок печенья или бисквит: я умирала от голода, а ужин должен был состояться не раньше чем через час-полтора. Но, увидев враждебность в глазах новой прислуги, я не осмелилась ничего попросить. На стене в коридоре, который вел в столовую, был изображен свирепый тигр. Он притаился в зарослях и собирался наброситься на обезьяну. Несчастная обезьяна была нарисована с бананом в лапке. При виде банана острый приступ голода пронзил мой желудок. Я превозмогла страх и вернулась на кухню. Кухарка (Джереми сказал позднее, что ее имя Бланш Фрай) вываливала содержимое пакета с мясом, который я привезла, в сковородку с жареным луком. Пока я раздумывала, сообщить ей о своем присутствии или нет, она добавила в сковородку несколько костей из собачьей миски. Затем Бланш громко высморкалась, вытерла руки о фартук и стала резать грязную морковь на деревянной доске. Я тихо удалилась.