Киноповести - Василий Макарович Шукшин

признаю». Старик запечалился: «Забыли». «А чей будешь?» – казак-то опять. «Про Ермака слыхал?» – «Слыхал, как же». – «Дак вот я – Ермак».

– Он давно был, Ермак-то? – сказал Афонька.

– Давно. Сто лет прошло. Ты слушай, однако. Много, говорит, я за свою жизнь чужой крови пролил. И нет мне смерти за то. Думают, что я в Сибири, в реке утонул. А я живой и не могу помереть за грехи. Царь простил меня, а бог не простил. Бог не может простить, – продолжает Степан. – И теперь кажную ночь приползает к ему змея и сосет кровь из сердца. И он не может убить ее: одну убьет, две приползут. И будут они сосать его кровь столько, сколько он на своем веку чужой пролил.

– И никто-никто не может убить змею?

– Может. Но тада тот человек примет на себя все грехи Ермака. Он просит. Он давно просит… Никто не хочет.

– Кто-нибудь найдется, – убежденно сказал Афонька.

– Можа, найдется.

Часть вторая

Мститесь, братья!

Шумит в Черкасске казачий круг: выбирается станица в Москву с жильцом Герасимом Евдокимовым.

Неожиданно в круг вошел Степан Тимофеевич Разин. Это был гость нежданный.

– Куды станицу выбираете? – спросил.

– Отпускаем с жильцом Герасимом к великому государю, – ответил Корней.

– От кого он приехал?

– От государя…

– Позвать Герасима! – велел Степан.

Герасима приволокли голутвенные… Жилец крепко перетрусил.

– От кого ты приехал, сучий сын? От государя или от бояр?

– Приехал я от великого государя Алексея Михайловича с его государевою милостивой грамотой, – отвечал Герасим торопливо и сунулся за пазуху, достал грамоту. – Великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и…

– Врешь! – загремел Степан. – Не от царя ты приехал, а лазутчиком к нам!

– Да вот же грамота-то… За печатями…

– От бояр ты приехал, пес! – Степан подступил к жильцу, выхватил у него грамоту, разодрал, бросил под ноги себе, втоптал в грязь.

Круг удивленно загудел: такого в Черкасске еще не видывали.

Жилец вдруг почувствовал прилив посольской храбрости.

– Как ты смел, разбойник!..

Степан развернулся и ахнул посла по морде; тот отлетел в ноги к разницам, которые вышли теперь вперед, оттеснив домовитых. Голутвенные взяли жильца в пиночья.

– В воду его! – крикнул Степан.

Корней бросился было защищать Герасима, но его отбросили прочь. Посла поволокли к Дону.

– Степан, что ты делаешь?! – закричал Корней. – Останови!..

– И ты того захотел?!

– Я велю тебе! – попытался подействовать Корней угрозой. – Кто тут войсковой атаман? Ты или я?! Останови их!

– Владей своим войском, коли ты атаман, а я буду – своим.

– Степан!.. Сынок… головы всем поснесут, что ты делаешь? Останови!

Степан двинулся прочь с круга.

– Степка, ведь это – война! Ты понимаешь, дурак?

– Война, крестный. Война.

Степан с братом Фролом в окружении есаулов и сотников вышел к тому месту Дона, где причаливала его флотилия во главе с Иваном Черноярцем.

Подгреб к берегу головной струг… Иван выпрыгнул и пошел навстречу атаману.

– Как пришли? – спросил Степан.

– Бог миловал – все в добром здравии. Всех, с нага-ями, – три тыщи и семьсот.

– Добре. Из стружков не выгружайся… Выволоки какие текут, просмолите.

– Корнея видал?

– Видал. Скажи казакам: круг будет. Наш круг.

Собрался круг голутвенных. Ни Корнея Яковлева, ни старшины, ни домовитых здесь нет.

Степан торопился. Понимал: сила, какую он собрал, должна расходоваться, застой и промедление губительны для дела и его атаманства.

В круг вышел Иван Черноярец. Сказал, как научил Степан:

– Казаки! Пришла пора иттить нам. Куды иттить? Моя дума: под Азов.

Круг промолчал.

Вышел Федор Сукнин.

– Моя дума: на калмык.

Предлагались все пути.

– На калмык, браты! – еще раз призвал Федор.

И опять круг ответил молчанием.

Федор удалился.

– Батька, кака твоя дума? – крикнули из толпы. – Скажи!

– Скажи, батька! Степан поднялся на бугре.

– Дума моя: иттить нам повидаться с бояры! На Русь!

– Любо!!! – ухнул круг.

– Постоять ба нам всем, и изменников на Руси вывесть, и черным людям дать волю!

– Любо, батька! – ревела громада.

– Как иттить?

Тут начался разнобой.

– Волгой! – кричали донцы. – Дорога знамая!

– Доном! Прямиком, мимо Танбова! – звали пришлые россияне.

Шум поднялся невообразимый.

– Мимо Танбова – мы там весь хлеб по селам пожрем! Чем Дон питаться будет? Откуда привезут?! У нас тут детишки остаются!

– Зато – наша родная дорога!

– Нам Волга такая же родная!

– Кто к нам на Волге пристанет? Мордва косопузая?

– Хоша и мордва!

– А чего с ей делать?

– А с тобой чего делать? Ты сам гол как сокол пришел. Тебя приняли? А ты теперь рожу от мордвы воротишь! На Волгу, браты! Там – раздолье.

– Пойдем пока до Паншина. Там ишшо разок сгада-ем, – сказал Степан. – Туды Васька Ус посулился прит-тить. Вместях сгадаем.

В круг протиснулись делегаты от города Черкасска во главе с попом. Люди пожилые, степенные.

– До тебя, атаман.

– Ну?

– Покарал нас господь-бог, – начал поп, – погорели храмы наши…

– Вижу, – сказал Степан.

– Ты богат теперя… На богомолье в Соловки к Зосиме ходил…

Степан нахмурился.

– Дай на храмы.

– Шиш! – резко сказал Степан. – Кто Москве на казаков наушничает?! Кто перед боярами стелется?! Вы, кабаны жирные! Вы рожи наедаете на царевых подачках! Сгинь с глаз, жеребец!

Поп не ждал такого.

– Охальник!..

Вперед вышел пожилой казак из домовитых.

– Степан… вот я не поп, а тоже прошу: помоги церквы возвесть.

– А на что церквы? Венчать, что ли? Да не все ли равно: пусть станут парой возле ракитова куста, попляшут – вот и повенчались.

– Нехристь! – воскликнул поп.

Степан вперился в попа.

– Сгинь с глаз, сказал! А то сейчас у меня воды хлебнешь.

– Всех разнес, – выговаривала бабка Матрена крестнику. – Ну, Корнея – ляд с им, он обойдется. А жильца-то зачем посадил? Попа-то зачем бесчестил?..

– Всех их с Дона вышибу, – без всякой угрозы, устало пообещал Степан. Он на короткое время остался без людей, дома.

– Страшно, Степан, – сказала Алена. – Что же будет-то?

– Воля.

– Убивать, что ли, за волю эту проклятую?..

– Убивать. Без крови ее, милую, не дают.

В дом ввалилась целая орава: Иван, Федор… И с ними – нежданные: Ларька Тимофеев, Мишка Ярославов и вся станица, которая ходила на Москву.

– Эге! – воскликнул Степан радостно. – Ото – гости!

Вся станица перецеловалась с атаманом.

– Ото гостеньки!.. – повторял Степан. – Да как жа? Когда?

– А вот прям с дороги.

– Алена, стол: гулять будем.

Алена с неудовольствием посмотрела на ораву и принялась накрывать на стол.

– Что царь, жив-здоров? Отпустил вас?.. Али как?

– Нас с караулом в Астрахань везли, мы по путе ушли. Зачем нам,