Психология женского насилия. Преступление против тела - Анна Моц

«Оценка опасности» (Danger Assessment) для 79 пострадавших от побоев женщин, чтобы определить их риск стать жертвой или исполнителем убийства (Campbell, 1986). Факторами, включенными в инструмент опеки, были угрозы убийства, наличие оружия в доме, злоупотребление наркотиками или алкоголем со стороны обидчика, сексуальное насилие, угрозы или попытки самоубийства женщины, а также степень контроля над жизнью женщины со стороны обидчика. При изучении тех же факторов Фостер с коллегами опросили 12 женщин, заключенных в тюрьму за убийство своих жестоких партнеров-мужчин, и обнаружили, что в большинстве этих отношений существовали угрозы убийства, высказываемые обидчиком, ежедневное употребление им алкоголя и наличие в доме огнестрельного оружия (Foster еt al., 1989).

Женщины воспринимали психологическое насилие, которое она испытали в форме насильственной изоляции, унижения и деградации, как более разрушительное, нежели физическое. Среди други факторов, которые сами женщины считали менее важными для принятия решения убить обидчика, были эскалация жестокости и чистота насилия, случаи сексуального насилия и их собственные суицидальные чувства.

Ряд авторов отметили наличие в доме огнестрельного оружия как важный фактор (Browne, 1987; Campbell, 1986; Foster etal., 1989). Проблемы наркомании и алкоголизма могут способствовать развитию насилия и других видов правонарушений. Имеются данные о том, что в случаях, когда избиваемые женщины убивают своих жестоких партнеров, злоупотребление алкоголем является важным фактором и что в выборке женщин-заключенных зависимость от алкоголя, как было установлено, тесно связана с насилием (Maden. 1996). Криминальная статистика ссылается на употребление алкоголя в семьях, где имеет место насилие, как на преобладающий фактор (Home Office, 2004).

Важно выяснить, почему суицидальные фантазии могут быть важным фактором для тех женщин, которые в дальнейшем убили своих партнеров. Связь между суицидальными и гомицидными импульсами хорошо задокументирована, особенно в психоаналитической литературе (Hyatt-Williams, 1998; Zachary, 1997): акт убийства другого человека можно рассматривать как проекцию желания, которое на самом деле направлено против внутреннего объекта, части себя. Для женщин, чье чувство собственного достоинства было глубоко нарушено в их раннем опыте и травмировано жизнью с насильственным партнером, усиление чувства ненависти к себе, страх, беспомощность и бесполезность почти неизбежны. Опора на примитивные механизмы защиты, такие как проекция и проективная идентификация, возрастает по мере усиления психических и физических угроз, а убийство можно рассматривать как выражение этих основных механизмов защиты.

Основное объяснение того, почему женщины, переживающие насилие, убивают, можно найти в понятии синдрома «избиваемой женщины», который использовался в судах, для того чтобы изменить обвинение в убийстве на непредумышленное убийство в целях уменьшения ответственности. Может ли это понятие быть рассмотрено в суде как потребность в самообороне (самооборона по причине провокации), а не как попытка настоять на снижении ответственности? Связанный с этим вопрос заключается в том, является ли это понятие психологически обоснованным и социально полезным в качестве правовой защиты. Попытка объяснить, почему жертвы жестокого обращения убивают своих обидчиков, служит оправданию их действия или просто награждает их социальной стигмой и патологизирует простой акт самосохранения?

Провал предыдущих попыток оставить насильственные отношения

Почему экстремальное насилие воспринимается как решение проблемы, с которой сталкивается избиваемая женщина? Ирония заключается в том, что попытка борьбы с насилием может породить в «жертве» мотивацию и стремление убить в момент глубокой идентификации с агрессором, чтобы победить его. Почему другие методы бегства или изменения ситуации не увенчались успехом? Понятие «выученной беспомощности» особенно точно описывает, как депрессия и ожидание потери контроля, приводят к неспособности действовать, к сильным когнитивным искажениям при оценке своей ситуации. Это не означает, что убийство партнера, отрицающего жизнь обязательно иррационально, но наглядно демонстрирует, что это могло показаться единственным возможным решением проблемы, угрожающей жизни.

Описанные ранее в этой главе практические и эмоциональные трудности, с которыми сталкиваются женщины, пытающиеся уйти от партнеров, склонных к жестокости, проливают свет на этот вопрос и рассеивают миф о том, что женщины сами предпочли остаться в отношениях. Это ответ на вопросы судей о том, почему другие способы спасения не были успешны или даже не рассматривались до того, как на женщину «что-то нашло» и она убила своего партнера. Есть подозрения, что женщины, которые убивают, в действительности предпринимали эффективные защитные действия до того, как стали беспомощными жертвами и хладнокровными убийцами. Заблуждение» касающееся того, как жертва может стать агрессором, не найдя никакой разумной альтернативы, кроме убийства, может развеяться, если лучше понять влияние депрессии на мышление. Не менее актуальны и проблемы реактивации травмы; длительное эмоциональное и физическое насилие подрывает чувство стабильности и безопасности, пробуждает ранние переживания травмы и усиливает влияние более поздних событий.

На самом деле женщины, которые в итоге убивали, сначала часто принимали защитные меры, но со временем выясняли, что они бесполезны и подпитывают цикл выученной беспомощности и цикл жестокого обращения и прощения, который определяет отношения. В каком-то смысле эти «защитные меры» можно рассматривать как девальвированную валюту насильственных партнерских отношений, когда единственным средством передачи жертвой страха и гнева является привлечение третьих сторон и правовой системы. Однако слишком часто эти третьи стороны не могут обеспечить необходимой защиты, а жертва впадает в еще большее отчаяние и остается с партнером, претензии которого по отношению к ней только возрастают. Он удваивает свои усилия, чтобы ограничить ее действия и более бдительно относится к попыткам установить какую-либо форму независимости.

Клинический случай.

Ева: избиваемая женщина, которая убила

Ева, 34-летняя мать троих детей, была помещена в отделение закрытого типа для психиатрической и психологической экспертизы после убийства своего партнера. Она была переведена из тюрьмы, где ее внесли в группу риска по суициду после попытки передозировки, в результате чего ей был поставлен диагноз психотической депрессии. Перед этим она провела три недели в больничном крыле женской тюрьмы. Она признавала свою вину в непредумышленном убийстве с уменьшенной ответственностью.

Несмотря на то что после ареста она была крайне подавлена, на тот момент, когда я ее встретила, через месяц после перевода в отделение, она не обнаруживала признаков психического заболевания. Она все еще горько плакала, описывая,