Это было в Праге - Георгий Брянцев

— Капитан! Капитан! Ты помнишь генерала Бартика? — кричал поручик.

Людвиг перестал жевать и наклонил голову к столу.

— Стоит ли сейчас говорить об этом… — процедил он сквозь зубы.

— А почему же не стоит? — удивился Кулач. — Бартик всегда останется Бартиком. Того, что он для меня сделал, я никогда не забуду. — Кулач пересел ближе к Людвигу, налил коньяк уже не в рюмку, а в бокал и поднес его к лицу Людвига. — Держи! Выпьем за Бартика!

Людвиг отстранил бокал и сказал, что будет пить из рюмки.

Кулач швырнул бокал на пол, во все стороны разлетелись осколки стекла.

— Ярда, — оскорбленно сказал Людвиг, — ты злоупотребляешь тем, что мы твои гости.

Кулач встал, покачиваясь, перешел на свое место и махнул рукой.

— Ладно, пей так, как твоей душе угодно. Только без обид. Ведь я сегодня праздную день рождения… Мне можно простить мои чудачества.

Кулач опрокинул в горло очередную рюмку.

Божена молча наблюдала за мужчинами.

Когда подали кофе и сладкое, Людвиг вышел из-за стола, сел за пианино и с большим блеском сыграл «Весну» Фибиха.

— Вальс! Вальс! — закричал Кулач. — «Зелену улицу»!

Людвиг внял просьбе хозяина.

Гости пили кофе, но Кулач отставил свою чашечку. Паузы между рюмками коньяку становились все короче. Он болтал всякую ерунду, но как-то получилось так, что любой свой рассказ он сводил к пистолету необыкновенной испанской марки, который у него украли во время поездки в Словакию.

— Да бог с ним, с пистолетом. Я обещаю подарить тебе лучший, — сказал Людвиг.

— Что? Лучший? Ха-ха! Да ведь это был штучный пистолет, уникум. Мне его за баснословную цену достал мой дружок итальянец. Такого сейчас нигде не найдешь. А ты — он сунул папиросу зажженным концом в рот, плюнул и выругался площадными словами.

Божена встала.

— Прошу прощения… — опомнился Кулач. — Тысячу раз прошу…

Божена отвернулась.

— Давайте лучше танцевать.

Людвиг подошел к пианино, но Кулач запротестовал.

— Патефон! У меня есть патефон! Ну его к шутам, пианино! Поручик, за мной! — и, сделав рукой загребающий жест, он пошел в другую комнату.

Губерт последовал за ним.

Божена встала из-за стола и подошла к стене, увешанной натюрмортами. Людвиг приблизился к ней.

— Вы, конечно, скучаете в этой нелепой обстановке? — спросил он.

— Да, не слишком здесь весело. Ваш друг не вполне владеет собой.

Людвиг склонил голову набок.

— Такова уж натура и таковы привычки. Он неисправим. Но будем великодушны и простим ему сегодня его поведение.

— Ему не надо больше пить, — посоветовала Божена, — прикажите унести вино.

Людвиг пошел было исполнить ее приказание, но в это время появились Кулач и Губерт. Первый тащил патефон «Колумбия», а второй — стопку пластинок.

Кулач уже с трудом держался на ногах. Он долго не мог завести патефон. Наконец диск завертелся, послышались звуки румбы.

Путаясь ногами, Кулач подошел к Божене.

— Уж теперь вы со мной потанцуете.

— Вы меня уроните. К тому же я румбу не танцую.

— Я вас научу.

— Мне не хочется.

— До чего же вы упрямая!.. Ну, извольте, я заведу вальс.

Кулач откинул с влажного лба рыжие волосы и подошел к серванту, на который Губерт положил пластинки. Он долго рылся в них, опрокинул на пол фарфоровую вазу и разбил ее. Опустившись на колени и хохоча, Кулач стал собирать осколки.

— Это любимая ваза покойной матери… А вы все… Вы, Божена… Из-за вас, черт возьми… Румба!.. Вальс!.. — язык у него заплетался.

Людвиг помог Кулачу встать и, шепча ему что-то на ухо, увел из столовой.

Поручик собирал осколки вазы.

Божена стояла, глядя на поручика. Вот она выполнила совет отца. Что это дало? Только остался неприятный осадок в душе. Она даже не сумела узнать, что за люди Губерт и Людвиг.

Людвиг вернулся в столовую.

— Угомонился, спит, — проговорил он с облегчением.

— Ну и чудесно, — сказала Божена. — Рождение отпраздновано на славу. Я пойду домой. Уже темнеет.

Людвиг вызвался проводить ее. Он был трезв, и Божена приняла его предложение. Она надеялась, что по пути ей удастся узнать что-нибудь о друзьях Кулача.

Но Людвиг первым начал расспрашивать Божену: какая у нее семья, где ее родители, где получила образование, при каких обстоятельствах познакомилась с Кулачем, давно ли это произошло?

Искоса поглядывая на Божену, он искренне жалел, что такое прелестное создание достанется пустому ветрогону.

— Когда же ваша свадьба? — спросил он.

Божена усмехнулась. Спросила:

— Чья это «ваша»?

— Я имею в виду вас и Ярду.

Божена рассмеялась.

— Почему вы решили, что я выхожу за него замуж?

Людвиг немного смутился и недоверчиво посмотрел на нее.

— Ярда говорил, что вы его невеста.

— Ваш друг слишком самоуверен. Я для него не пара.

Божена переменила тему разговора и сама стала задавать вопросы. Людвиг отвечал охотно.

Он с Губертом приехали на несколько дней из Жатицы, где они работают в смешанной чешско-немецкой фирме экономистами. В Жатице живут их семьи. В Праге он жил, но очень давно, учился. С тех пор он и знает Кулача.

Неподалеку от своего дома Божена заметила дядю Яна. Он стоял на ступеньках подъезда в накинутом на плечи пальто. Увидев ее, он поспешно скрылся в дверях.

Предчувствие беды сжало сердце Божены.

— Спасибо, — сказала она Людвигу. — Я уже дома. — Она подала ему руку.

Едва сдерживая тревогу, Божена прошла в неприкрытую дверь. В прихожей дяди не оказалось.

А войдя в комнату, ахнула: за столом сидели отец, Слива и Блажек.

— Отец! Антонин! — с детской радостью вскрикнула Божена и всплеснула руками. — Да если бы я знала, что вы здесь…

— А где ты запропастилась? — широко улыбаясь, спросил Лукаш.

— В гостях. Ты же сам мне советовал навестить как-нибудь поручика Кулача. Вот я и навестила.

Божена села за стол рядом с отцом.

— Кто это тебя провожал? — спросил Блажек.

— Какой-то Людвиг, друг Кулача. А кто он — не имею представления.

— Ну-ка, ну-ка, рассказывай поподробнее, — настаивал Блажек. — Расскажи все по порядку.

Божена удивленно взглянула на него. Дядя никогда не проявлял интереса к Кулачу. Если он и говорил о нем, то лишь отвечая на вопросы Божены. Почему он сейчас так им заинтересован?