Это было в Праге - Георгий Брянцев

Капитан не знал, на что решиться. Этот странный субъект все знает и, конечно, явился с какой-нибудь определенной целью.

— Вы не ошиблись? Вы пришли именно туда, куда были намерены прийти?

— Убежден в этом. И если вы соблаговолите выслушать меня, то и сами уверитесь в том же.

Капитану ничего больше не оставалось, как только впустить Каро.

В вестибюле Каро сел на первый попавшийся стул, раздеться отказался и сказал, что задержится только на несколько минут.

Появился поручик. Оба подозрительно разглядывали непрошеного гостя. Но Каро вел себя невозмутимо и уверенно: поставил между ногами корзину с игрушками, достал табак, зажигалку, раскурил трубку и сделал несколько глубоких затяжек.

Он даже не пытался удостовериться, с кем имеет дело: знал совершенно точно, что перед ним лондонские капитан и поручик. Поэтому он без обиняков изложил причину своего визита. Капитан и поручик, по его мнению, допустили большую ошибку, покинув пансион «Господа в халупе». Не надо было этого делать. Почему у них не хватило терпения подождать возвращения подполковника Мрачека? Где он будет их искать, когда появится в Праге? Но это еще полбеды. В этом им еще можно помочь, стоит лишь договориться. Беда в другом: место их пребывания стало известно гестапо. Они надеялись найти в лице поручика Кулача преданного друга, но горько просчитались. Пан Кулач — агент гестапо, негласный сотрудник штурмбаннфюрера Обермейера. Он их предал. Гестапо знает капитана и поручика по именам и фамилиям, осведомлено о том, с какой миссией они прибыли в Чехословакию. Вот как обстоит дело. Пан Кулач всунул их обоих, как кроликов, в пасть удава. Они могут не верить его словам, это их дело, но будет совсем глупо, если они не попытаются проверить пана Кулача. И сделать это нужно как можно скорее, чтобы избежать неминуемого ареста. Подлинные патриоты обеспокоены судьбой своих лондонских друзей и готовы прийти к ним на помощь. Каждый вторник между девятью и десятью утра около Клементина их будет ждать человек в клетчатом пальто с нотной папкой в одной руке и с толстой тростью — в другой. Ему можно довериться. Вот и все.

Капитан и поручик потеряли дар речи, слушая все это.

Когда Каро стал поднимать свою корзинку, капитан пришел в себя.

— Куда вы? Простите… Позвольте, еще минутку…

— Ничего не позволю, — решительно возразил незнакомец. — Не имею времени. Меня ждут друзья. Я сказал все, что надо было сказать.

Он сам открыл дверь и захлопнул ее за собой, даже не попрощавшись.

Пройдя квартал и свернув за угол, Каро подошел к старомодному «фордику», прижавшемуся к панели, влез в него и сел на заднее сиденье рядом с Блажеком.

Машина покрутилась по улицам Малой Страны, а потом перебралась на правобережную часть Праги.

Всю дорогу Каро и Блажек ехали молча.

«Фордик» долго петлял по улицам и наконец остановился у безлюдного скверика в Стршешовице. Блажек и Каро вышли. Отпустили машину.

— Ну, сошло? — задал свой первый вопрос Блажек.

— Огорошил. Честное слово, огорошил. Они, по-моему, и сейчас еще не пришли в себя.

— Ничего не забыл?

— Что вы, пан Блажек! С каких это пор вы стали сомневаться во мне?

— И назначил место для встречи?

— А как же! Около Клементина.

— Благодарю. Иди, отдыхай. Когда будет нужда в тебе, я загляну.

Блажек и Каро разошлись в разные стороны.

3

Во вторник на условное место ни капитан, ни поручик не явились.

В среду Божена сказала Блажеку, что Кулач уже два дня не показывается на службе.

— Куда же он пропал? — спросил Блажек.

Божена ничего определенного ответить не могла.

В четверг Блажека вызвал к себе Обермейер.

На этот вызов Блажек не рассчитывал. После разговора с штурмбаннфюрером о Мрачеке ему стало ясно, что Обермейер чем-то встревожен, возможно подозревает подвох со стороны Блажека. Не случайно же Обермейер скрыл от него, что лондонские гости обнаружены и перебрались в Прагу, что к ним подведен поручик Кулач.

«Возможно, получены какие-нибудь сведения о Мрачеке, — раздумывал Блажек. — Или он попал в руки гестапо. Все может быть. Но где его схватили? Здесь, когда он уже вернулся, или еще в Словакии?

Ведь он должен был явиться не только к Голяну, но и к видным руководителям восстания — коммунистам. Его могли выследить. Или, может быть, случилось что-нибудь с Каро? Не проследило ли его гестапо, когда он входил в дом поручика Кулача? Правда, я не спускал глаз с поручика в тот день. Но разве можно уберечься от промахов и случайностей? Хорошо бы узнать, дома ли сейчас Каро. Как это сделать?»

Голова шла кругом. Чем больше он думал, тем мрачнее становились его предположения. Возможно, Обермейер уже установил наблюдение за домом Блажека. Если это так, то он обнаружил и Ярослава и Антонина.

— Черт его знает, что и думать! — выругался Блажек, чувствуя, как весь покрывается холодной испариной. — В хорошенькую я попал переделку!

В кабинете у Обермейера сидел его подчиненный. Это не помешало Обермейеру принять Блажека. Он попросил Яна присесть, не отрывая глаз от документа, который принес ему подчиненный.

За эти несколько минут ожидания Блажек сумел взять себя в руки. Самообладание вернулось к нему.

Штурмбаннфюрер поставил свою подпись и отдал документ подчиненному. Когда они остались одни, Обермейер поднял глаза на Блажека.

— Серьезно боюсь, что с моими лондонскими снобами наживу себе нервный тик, — сказал он и, выйдя из-за стола, встал в излюбленную позу: руки в карманах, длинные ноги широко расставлены, голова опущена.

Блажек нашел для себя более выгодным промолчать, но на лице изобразил недоумение. Тон, в котором Обермейер начал разговор, и его первая фраза ничего тревожного не предвещали.

— Вам известно о том, что капитан и поручик перебрались в Прагу? — спросил Обермейер.

Нет, Блажек этого не знает. Впрочем, по отдельным репликам капитана можно было догадаться о его планах перебраться в Прагу. Блажек так и ответил, заметив про себя, что Обермейер, видимо, не хочет обходить его. Надо думать, Кулач сильно насолил штурмбаннфюреру.

Обермейер держал себя внешне ровно, куда ровнее, чем в прошлый раз. Это тоже успокаивало Блажека.

— Их пригрел в своем доме какой-то поручик Кулач, — продолжал Обермейер, не догадываясь, какое удовольствие доставляет своими словами Блажеку.

— Как вы сказали, господин штурмбаннфюрер? Кулач?

— Именно.

— Не Ярда ли Кулач?

— Кажется, Ярда.

— Гм… Да… Любопытно, — как бы самому себе пробормотал Блажек.

— Что любопытно? — спросил Обермейер.