Есенин. Путь и беспутье - Алла Марченко

Уточняю и место и время не из педантизма, а потому, что точная дата в нашем случае невероятно важна, ведь мы хорошо помним: Галина Артуровна покончила с собой 7 декабря 1926 года. А это значит, что женитьба Льва Седова, опала его отца и самоубийство Бениславской и в самом деле так близко сходятся, что слухи о том, что истинная причина ее поступка – несостоявшийся брак с сыном Троцкого, возникли не на пустом месте…

Какую же информацию, имея в виду наш сюжет, можно извлечь из процитированных документальных данных?

1. Лев Седов, хотя уж у него-то наверняка был большой выбор невест, женился-таки на женщине, которая была старше чуть ли не на пятнадцать лет. Следовательно, его отнюдь не смущал возраст Галины Бениславской (д.р. 16.12.1897).

2. Эмма Григорьевна запомнила необычный – зеленый – цвет глаз Левиной жены. Изумительные глаза, то изумрудные, то бирюзовые, в зависимости от освещения, – первое, что замечали и в Бениславской. Многие. В их числе и Есенин. «Неожиданно, радостно и как будто с мистическим изумлением Сергей Александрович, глядя в мои глаза, обращается к Анатолию Борисовичу (Мариенгофу. – А. М. ).

– Толя, посмотри, зеленые. Зеленые глаза!»

Но глаза – это так, дополнение, каприз мужского вкуса, главное – биография, участие или хотя бы причастие к «тревогам и битвам» Гражданской войны, которая прославила его отца и на которую он не успел…

К тому же у Бениславской и Седова, кроме общих воспоминаний о жизни в Кавалерском корпусе Кремля, была и еще одна общая тема для разговора: «знаменитый иноходец» его отца [63] . Лев Давидович Троцкий, как уже упоминалось в первой главе, и родился, и вырос в деревне, в семье, зарабатывающей прожиток крестьянским трудом, его и на лошадь-то посадили, как было принято среди земледелов, четырех лет от роду. Стал ли он «лихим наездником», неизвестно, но в конских статях разбирался и вряд ли стал бы заводить столь дорогую игрушку, из-за которой после его высылки из СССР перессорились все военачальники, только для того, чтобы держать ее в конюшне. Обучал ли он своих сыновей искусству верховой езды, мы также не знаем, но мальчики, по воспоминаниям очевидцев, занятиями спортом не пренебрегали.

Итак, осенью 1925-го Лев Седов и зеленоглазая В., по свидетельству Герштейн, еще находятся «на подступах к браку». В феврале 1927-го Л. Л. С. уже женат, причем не только что. Даже для Герштейн это не самая свежая новость. Ситуация для Галины Артуровны, согласитесь, не из тех, что «поправляют здоровье». Вот только вряд ли следует ее понимать так, как по молодости решила Катя Есенина, тем паче что на появление в жизни Л. счастливой соперницы Г. А. должна была отреагировать еще в декабре 1925-го. Тогда же, видимо, и сбежала из Москвы (хотя уже знала, что С. А. ушел от Толстой) в глухую тверскую деревню.

Трагедия в гостинице «Англетер» все изменила, заставив взглянуть правде в лицо. Если бы не ее увлечение Седовым – а оно, судя по дневниковым записям Бениславской, достигло апогея к зиме 1924–1925 года (когда С. А. на Кавказе работал над «Анной Снегиной»), – Есенин наверняка бы не порвал с уже определившимся образом жизни. Галя была единственным человеком, кому он мог полностью доверить и свои литературные дела, и свою младшую любимую сестру Шуру. К тому же к весне 1925-го, как свидетельствует все тот же дневник, отношения Г. А. с Л. утратили курортную остроту, а свидания – регулярность, и Галина Артуровна, отрезвев, честно признается себе, что в разрыве с Есениным, громком, с надрывом, виновен не только он:

«Почему случилось – знаю».

Отчасти знаем и мы. А вот как это случилось… Можно только предполагать…

…В «Аквариуме», ежели особенно не вглядываться, было почти так же, как двадцать лет назад, когда Нина Поликарповна с мужем, возвращаясь из Крыма, задержались на неделю в Москве. Всё, даже пирожные. Кофе, правда, поплоше, не «Мокко», зато «Бенедиктин» в узких ликерных рюмках не уступал прежнему. Нина Поликарповна, перехватив взглядом официанта, заказала еще два кофе и пачку сигарет. Галина молчала, смотрела мимо, но краем глаза рассматривала тетку. Нина курила красиво, не по-медицински, да и в самой ее повадке, в покрое блузки был какой-то особенный грузинский шик. Слегка опьянев, тетка принялась восхвалять полезный для здоровья отдых в Гурзуфе. Галина ее не слушала. Смазливый юнец, сильно шаржируя, в костюме черного Пьеро изображал Вертинского. Вертинский был вечным предметом спора. Сергею он почему-то нравился, ей – нет. Шлягер был, видимо, новенький, только-только из Берлина, нэпманши перестали жевать.

Нина Поликарповна смутилась: этого еще не хватало, как бы не подумала, что я нарочно. Галина по-прежнему смотрела мимо, крутя в пальцах ярко-зеленую рюмку и улыбаясь одними губами. Чему?

– А помнишь, Нина, того мальчишку, стихи, тощий, чей-то родственник из Казани? Помнишь: «И боюсь я, что милый твой разум покорит каждый наглый поэт, если только к изысканным фразам он прибавит и модный жакет?»

Нина напрочь забыла и стихи, и мальчика из Казани, но то, что Галя вспомнила про модный жакет, вывело ее из затруднения.

– Вот-вот… И я про то же: пора нам с тобой, Галочка, приодеться, успеем еще до Кузнецкого моста добраться и все модные лавки обойти. Тебе пару платьев, а мне – жакет.

Галина попробовала вспылить, но тетушка ее притушила.

– На бабушкино столовое серебро покупатель нашелся. Ну, и Артур прибавил. Он в Польшу уезжает. Имение хочет продать. Вот твоя доля. И на обновки, и на Гурзуф хватит. Там, кстати, когда-то такие кони у татар были…

Для первого раза татарин предложил Галине гнедую кобылку, веселую, ладную, послушливую, дамы, по словам хозяина, ее обожали. Предосторожность оказалась нелишней. И прибрежная дорога, и горные тропы – маршрут каверзный, без проводника и послушной лошадки новичкам не осилить. Но в тот день Гнедую уже кто-то нанял. Татарин, поколебавшись, вывел для Галии из конюшенки Стройного. Прилаживая седло, предупредил: в гору не шибко любит, грома тоже боится. Жеребенком, в грозу, сверзнулся. Умный, запомнил.

Татарин не обманул. Перед каждой свороткой в гору Стройный напрягался, выгибая шею и вскидывая красивую голову. И вдруг, заржав, рванулся, заторопился… И вверх, вверх… Сначала Галина узнала Гнедую, всадника разглядела потом, когда, остановившись на первой же смотровой площадке, решила пропустить их вперед. Гнедая решила иначе, всадник тоже. Спешившись, закурил. Галина его примеру не последовала. Где она видела это лицо? Но она его точно видела. Причем совсем близко… Видела, хотя и не замечала. На вид совсем мальчик, одет обыкновенно, футболка, парусиновые тапочки, вот только часы… Часы были явно не из той, как выражалась Катерина, оперы. Стройный занервничал, Галина оглянулась: со стороны Ялты двигалась туча.