Обрученные Венецией - Мадлен Эссе

Маргарита всегда умела красиво себя преподнести: ее тонкий вкус в кричащей куртизанской моде всегда вызывал восхищение у сильной половины Венеции. К тому же образ куртизанки, сверкающей в дороговизне украшений, подаренных патрициями, в лучших нарядах из самых роскошных тканей, исключал из нее дешевую вульгарность, присущую многим представительницам ее профессии. В ее красоте присутствовали и соблазн, и очарование, и страсть.

– Признайся наконец, что ты рад меня видеть! – Марго остановилась с приподнятым кверху носиком в ожидании, что Адриано поцелует ей руку.

Но сенатор только бесцеремонно отвернулся, полностью игнорируя куртизанку. Почувствовав себя отвергнутой, Марго решила не проявлять свое разочарование и прильнула устами к уху Адриано:

– Я для тебя сегодня освободила ночь, отказавшись от предложения даже самого герцога Лемачо. В полночь подходи к моему дому. Мои покои скучают по тебе.

В ее голосе присутствовала та эротичность, которая сводила с ума мужской слух. В какой-то момент Адриано вспомнились мгновенья неистовой страсти, которым он предавался на ложе куртизанки, наслаждаясь невероятной усладой, доводящей тело до самого впечатлительного экстаза. Однако взгляд его возлюб ленной, такой невинный и нежный, в котором лишь изредка вспыхивали искорки желания и чаще – любви, возбуждал в нем страсть куда сильнее.

– Маргарита, ответь мне, – промолвил он, стараясь не заострять внимание на своей измученной от воздержания плоти, – на что ты полагаешься? Что я буду вечным гостем твоего ложа? Или рабом твоих покоев? Ты не находишь это несколько смешным?!

Он ощущал, что сегодняшнее настроение, раздосадованное ссорой с Каролиной, настраивало его на то, чтобы раскидать всех недоброжелателей двумя руками по углам. Причем, ему казалось, что у него хватит сил на дюжину таких наглецов.

– А в отношениях с куртизанкой, – продолжал он, – у сенатора Венеции не может быть никакого продолжения! Все кончено, ты давно должна была это понять. Найди себе на ночь другой кошелек, – я не приду!

Это звучало однозначно, но упорство Маргариты превосходило себя. Она тут же протянула ему бокал вина, с которым подошла. Он с улыбкой взял его. Себе она выбрала другой бокал, стоящий на столе подле них.

– Быть может, по прощальному глотку вина в таком случае? – она лукаво улыбнулась, проведя пальчиком в ложбинке между грудей, притягательно выставленной напоказ.

– Знаешь, – Адриано посмотрел в свой бокал, а затем ей в глаза, – если бы твое поведение не было таким бесцеремонным и наглым, мы могли бы остаться в приятельских отношениях. Но теперь у меня нет желания впредь даже смотреть тебе вслед. Ты слишком показательно предоставила мне вино, с которым пришла. И я вот вспомнил одну особенность: когда я пил из твоих рук, то непонятно и странно хмелел, после чего не вылезал из твоей постели неделями. Быть может, люди не лгут, когда говорят, что ты колдунья?

С этими словами он вылил вино в стоящий рядом огромный цветочный горшок и направился к выходу.

– Остановись, Адриано Фоскарини! – разозленно воскликнула Марго и бросилась за ним.

Ее звонкий возглас, перебивший звучание скрипки, не мог остаться не услышанным несколькими патрициями, стоящими при выходе из парадной. Остальные, кому не довелось в доскональности рассмотреть разыгравшуюся сцену, с любопытством вытягивали шеи и вертели головой.

Маргарита догнала Адриано и пересекла ему путь, извергая из глаз злобу, ревность, любовь и ненависть в одночасье.

– Довольно унижаться, Марго, – произнес он с улыбкой.

– Я… Я… – она задыхалась от переполняющего ее гнева. – Я клянусь тебе, Адриано Фоскарини, что, если ты не последуешь за мной…

Его взгляд любопытно сощурился, а затем она услышала доносившийся из его уст хохот: беспощадный, издевательский и унижающий хохот.

– Что?

– Ты пожалеешь, Адриано Фоскарини! – грозно крикнула она. – Клянусь, ты пожалеешь!

Он не стал распыляться на ответные угрозы, лишь ступил с мола в гондолу и дал знак гондольеру отплывать. Она провожала его яростным взглядом под тихий ироничный хохот, эхом раздающийся по поверхности канала.

– Я не знаю, что надоумило тебя заняться сегодня рукоделием, моя дорогая племянница, но ты уже исколола все руки в кровь, – недовольно произнесла Матильда, наблюдая, как Каролина вышивает. – Оставила бы ты это дело на утро – при дневном свете получалось бы куда лучше.

Синьорина не желала объяснять тетушке, что, лишь занимая свои руки делом, она может хоть как-то успокоить себя. Временами ее взгляд устремлялся в окно, где должен был мелькнуть знакомый мужской силуэт.

– Да не изводись ты так, Каролина, – продолжала спокойно тетушка, рассматривая взятую с полки сенатора книгу. – Такой мужчина не станет себя марать грязью.

Каролина изумленно устремилась на Матильду, но та говорила так, словно в ее словах ничего особенного не было.

– Большинство мужчин, как животные: на войне они жаждут крови, в мирное время не могут без женщин. Но этот твой сенатор обладает благородными чертами. Быть может, потому, что в юном возрасте не было рядом отца, который должен был сделать из него черствого тирана.

Каролина слушала тетушку, затаив дыхание, боясь спугнуть ее мудрые речи.

– Был у меня один такой… – Матильда мечтательно посмотрела в окно, где порывистый ветер колыхал ветви кедра. – Еще в молодости любовника я завела, редкий мужчина и любил меня очень.

– Тетушка Матильда… – округлила глаза Каролина.

– Да-да, моя дорогая, – с улыбкой подтвердила та, – я тоже желала выйти замуж по любви! Но мой отец пережил все войны и умер в глубокой старости, поэтому свою мечту я похоронила вместе с ним. Царствие ему Небесное, не желаю осквернять его память.

Она тяжело вздохнула, и Каролина ощутила в этом вздохе всю ту боль, которая скопилась в сердце тетушки.

– И когда мой Луиджи смотрел на меня, его глаза таили в себе те же чувства, что загораются в глазах Фоскарини, – Матильда посмотрела на Каролину с понимающей улыбкой. – Когда надумаете жениться, я тебя без приданого не оставлю.

– Тетушка… – выдохнула Каролина и ощутила, как щеки покрыли две слезинки.

Та только таинственно улыбалась.

– Как ты догадалась? – выдохнула Каролина.

Матильда рассмеялась.

– Вы надеялись провести старуху? – весело спросила она. – Нет, моя дорогая, это со мной не проходит. Я заметила его влюбленное беспокойство еще тогда, когда он рассказывал мне о твоем спасении во Флоренции. И сегодня услышала вашу ссору в кабинете. Уж прости, искала тебя и зашла в этот тупик. Ну и лабиринты в этом палаццо! Хочу тебе сказать, моя милая, ты еще совсем юна и многого не познала. Рада, что твою целомудренность сенатор бережет. Это еще раз подтверждает его благородные намерения. Так вот, – она посмотрела на Каролину, – не упрекай его в том, чего он еще не сотворил и не покрывай его своими порицаниями, иначе ваша любовь падет под напором женской импульсивности. Да, сегодня там будут куртизанки. И, поверь мне, его будут соблазнять. Но, судя по всему, он слишком много уже выдержал на пути к твоему сердцу, чтобы так безрассудно его потерять. А сенатор знает, что потеряет, если ты усомнишься в его верности. Ты ведь не кроткая дама и не жена ему, чтобы покорно склонить головку и ожидать его у окна. Уж тем более, что это не свойственно твоему горячему нраву.