Седьмой прыжок с кульбитом - Владимир Сербский

встрепенулся профессор. — Итак, товарищи, перед нами стоит сложная задача: организовать досрочную сессию для студентов разных курсов, входящих в оркестр «Надежда». И времени на это у нас очень мало…

— Времени на раскачку нет! — подтвердил товарищ Иванов.

Судя по его боевому настрою, он уже сегодня был готов ехать в Германию. Хоть один, но ехать! Как в той боевой песне: «И как один умрем в борьбе за это».

Профессор выглядел менее категоричным:

— Поэтому прошу вас, товарищи, уже сегодня изменить свои планы, чтобы отнестись со всей серьезностью, — он обвел глазами собравшихся. — И последнее. Сейчас я подпишу приказ о назначении студента Бережного старостой группы «Надежда».

— Как это? — не понял парень.

— Временно, — пояснил Гузий. — На время поездки в Германию. Ничего сложного здесь нет: староста должен вести журнал посещаемости и следить за порядком во время занятий. У вас там учебных занятий не будет, зато будут репетиции и выступления. Вот ты и будешь следить за порядком, до и после этих занятий. Понятно? В случае чего имеешь право делать устные замечания, а о серьезных проступках должен сообщать в деканат.

— И встретишь ты, когда не ждешь, и обретешь, не там где ищешь, — пробормотал я растерянно.

— Дед, как думаешь, а деньги мне выдадут? — хмыкнул Антон.

— Если ты о стипендии, то рассчитывай на прибавку в пятнадцать рублей. А если о командировочных, то вряд ли. Валюта на расходы будет только у руководителя делегации.

— А как я буду сообщать? Деканат здесь, оркестр в Германии. Чтобы доложить о проступках, мне надо будет позвонить. Или телеграмму дать. Так что извиняйте, насчет «постучать» декан пролетает.

Тем временем Гузий объявил о завершении совещания, и педагоги повалили на выход. По пути они бурно обсуждали дополнительные хлопоты, свалившиеся им на голову. Вот можно подумать, им больше делать нечего, как экзамены после занятий устраивать!

Товарища Иванова текучка интересовала мало, он никуда не спешил. И Антона придержал, отведя того в угол. Держался босс уверенно и выглядел прекрасно. Костюм гармонировал с рубашкой, а ремешок часов сочетался с туфлями и галстуком. Даже парфюм казался мягким и приятным.

— С утра я разговаривал с Марией по телефону, — доверительно сообщил новый руководитель оркестра. — Она уже дома, у нее там всё готово и она нас очень ждет! Колено почти не болит, но ты говорил, что нужен массаж…

— Нужен, — кивнул Антон.

— Вот! Это одна причина для спешки. Вторая — билеты давно заказаны. Это секрет, но заказаны на всех по списку. Загранпаспорта готовы… Поэтому срок в две недели не годится! У тебя есть семь дней на эту Люльку и на все остальное. А я уже со своей стороны организую зачеты и экзамены. Понятно?

— Хм, — задумался Антон.

— Конечно, Люлька поедет, — угадал невысказанный вопрос Иванов. — В Германию поедут все девочки, только это должно оставаться тайной. Незачем людей расслаблять. Между нами, понятно? Я могу проявить власть и волю, но ломать вашего парторга на кафедре истории КПСС не хочется. Как там у поэта? «И мать грозит ему в окно». Пусть воображает и грозит. Тем временем вы быстро и хорошо сдаете экзамены. Договорились?

А почему нет? Деловой подход товарища Иванова нам по душе.

В пустой приемной Антона придержала секретарша ректора:

— Бережной, иди сюда! Распишись вот здесь и здесь. Журнал посещений получишь в деканате. И зайди в профком, к председателю. Она ждет.

А вот это что-то новенькое! Никаких дел с профсоюзом Антон не имел. Только нет таких препятствий, которые не могут преодолеть большевики, вооруженные правильной теорией. В профкоме Антон бывал, но не дальше общей комнаты. Здесь заседали две женщины и активистки из числа студенток, которые и занималась текучкой. А логово руководителя находилось дальше, за их спинами.

— Здрасте, — приоткрыв дверь, Антон заглянул внутрь.

Кабинетик председателя профкома впечатлял мало, что не удивительно после хоромин ректора. Канцелярский стол чуть больше стандартного, сейф, шкаф, стулья вдоль стен. И множество кубков, вымпелов и знамен. Лидер профсоюза Хромовая, пребывая в одиночестве, взирала на мир с казенным выражением лица. Более важным в своей жизни я видел лишь лицо начальницы паспортного стола.

— Заходи, Бережной, — буркнула Храмовая, и взялась бесцеремонно разглядывать парня. Тому ничего не оставалось, как зеркалить ее действия, ведь первому затевать разговор со старшей по возрасту и званию было бы невежливо.

Кудряшки на голове лидера сильно напоминали парик, взятый из моды галантного восемнадцатого века. Парик, на вершине которого соорудили гнездо. Ничего не поделаешь, строить гнезда на голове в это время было повальным увлечением. Причем чем старше объект, тем мощнее полет фантазии. Да уж, не светская львица уровня Ксении Собчак, а прямо-таки львица из мультика.

Крупная дама позднего бальзаковского возраста, лидер профсоюза имела нос картошкой и круглое лицо, ярко крашеное в соответствующие цвета: черные брови и ресницы, алые губы и румяные щеки. Солидный нос выделялся щедро припудренным белым пятном, а портрет завершали усики. Местами выщипанные, они подчеркивали образ львицы. Ниже портрета громоздилась грудь, одетая в блузку с рюшами и воланами. Мощно возвышаясь, грудь напирала в попытке доминирования.

— Знаешь, что меня удивляет, Бережной? — сказала профорг глубоким грудным голосом. Порывшись в бумагах на столе, она ловко выдернула лист. — Никто не согласовал со мной вашу поездку! Почему?

Логика в ее словах была, потому что любое путешествие советского человека начиналось в месткоме. Эта всесильная организация милостиво разрешала вояжи и карала отказом. Прогульщикам, пьяницам и любителям адюльтера поездки за границу не светили априори.

А вот почему с ней не согласовали выезд в Германию, это нужно не у парня спрашивать. Вопрос выглядел риторическим и, взмахнув листком бумаги, лидер профсоюза засунула его обратно в стопку, под Ленина. Бюстик вождя являлся обязательным элементом на столе любого чиновника, помимо чернильного набора, естественно. Когда-то бронзовый бюст выполнял функции пресс-бювара, только сейчас им придавливали бумаги, чтоб они не улетели.

При этом голова Ильича недоуменно хмурилась. Конечно. Вот зачем потомки придумали эту моду изображать вождя без рук? Круглая голова, узенькие плечики… И как ему теперь указывать то направление, в котором лежит верная дорога?

Еще один важный атрибут начальника, лампа с зеленым абажуром, стояла с правого краю. Картина была бы неполной, если не упомянуть стакан для карандашей, бокал для перочистки, скрепницу для скрепок и спичечницу для спичек. Вишенкой на торте являлась