Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства - Линкольн Пейн

Между VII и XI веком торговцы Индийского океана осуществляли интеграцию разрозненных региональных рынков муссонных морей между Восточной Африкой и Красным морем на западе и Юго-Восточной Азией и Китаем на востоке. Таким образом они заложили основы почти непрерывного роста морской торговли в этом регионе, продолжающегося и в наши дни.

Морская торговля муссонной Азии обнаруживает многие характерные черты того, что мы сегодня называем глобализацией, — процесса, создающего сеть взаимозависимостей, когда перемены в одном месте рождают волны, катящиеся от региона к региону. Ярчайшие примеры этого процесса мы видим в истории исламских халифатов, а также династий Тан и Сун, чье богатство было мощным стимулом для морской торговли как самих великих держав, так и других регионов от Восточной Африки до Юго-Восточной Азии и Японии. Тесные связи имели положительный результат, так как способствовали развитию торговли, а значит — ремесел и сельского хозяйства, поощряли распространение религии и технологий. Однако технологические и политические перемены в одном месте могли негативно сказаться на другом, отделенном от него тысячами миль. В целом этот период характеризовался ростом морской торговли и политической консолидацией. Во многом оба процесса определялись местной инициативой, однако их подстегивало объединение Китая и растущее внимание Поднебесной к морю при династиях Тан и Сун.

С основания династии Тан (618–907) начинается золотой век китайской культуры, когда прогрессивный объединяющий дух пронизал изобразительное искусство, литературу, музыку и театр, придал новый импульс религиозной, философской и политической мысли, создал могущество и славу Китая, на которые дивились все его соседи. Танские императоры расширили влияние Китая дальше на запад, чем когда-либо прежде, но ненадолго: к середине IX века границы Поднебесной сжались настолько, что древняя столица Чанъань оказалась ближе к варварским землям, чем к центру ханьского Китая. Между эпохами Поздняя Тан и Сун (960–1279) китайскую столицу переносили все дальше на восток, в Лоян, Кайфын и, наконец, в Ханчжоу (Линьань).[800] Первые два города стоят на Желтой реке, ближе к сердцу системы каналов, связавшей империю воедино, а Ханчжоу расположен у моря.

Переезды чиновников и двора сопровождались масштабными демографическими сдвигами, когда сотни тысяч китайцев бежали в западные и северные провинции, где области к югу от Желтой реки, а позднее к югу от Янцзы сулили относительную безопасность. Изменение границ и ненадежность сухопутного Шелкового пути вынудили правительство, нуждавшееся в доходах от таможенных сборов, изменить отношение к заморской торговле. Если в начале эпохи Тан китайские купцы целиком зависели от японских и корейских посредников, к X веку они уже сами бороздили азиатские моря, а их влияние ощущалось от Южной Индии до Японии. Ближайшие соседи Китая перенимали политику Срединного царства, страны Юго-Восточной Азии сохраняли большую гибкость, так как были подвержены значительному числу влияний: со стороны китайцев, арабов и персов (среди которых, помимо мусульман, были зороастрийцы, несторианцы, иудеи), индусов и буддистов из Индии и Шри-Ланки, а в первую очередь — коренных малайцев, яванцев, бирманцев, кхмеров и других народностей.

Если затонувшее судно из Белитунга дает нам ценнейшие сведения о кораблестроении в индоокеанском регионе, то найденные на нем предметы (так называемый Танский груз[801]) позволяют судить о характере морской торговли между Востоком и Западом. Помимо десяти тонн свинцовых слитков, которые служили балластом и могли быть проданы или обменяны в порте назначения, основную часть груза составляет китайская керамика, шестьдесят тысяч отдельных предметов, в том числе множество неразбитых. Почти все чаши были изготовлены в Чанше, нынешней столице провинции Хунань к югу от Янцзы, однако имеется и много одинаковых чернильниц, кувшинчиков для пряностей и кувшинов. На одной из чаш стоит китайская дата, соответствующая 826 году, что попадает в интервал, установленный по китайским монетам, а также по радиоуглеродным датировкам корабельных досок и образца бадьяна — пряности, выращиваемой в Китае и Вьетнаме.

Для перевозки чаши из Чанши были упакованы в солому и сложены в большие вьетнамские кувшины. Помимо этой массовой продукции на Белитунгском корабле нашли многочисленные серебряные предметы (некоторые — с золотой гравировкой), самую большую известную ученым золотую чашу для вина эпохи Тан, а также более качественную керамику с росписью синим кобальтом, произведенную в провинции Чжэцзян. Находка китайского груза на судне, которое почти наверняка было выстроено в Юго-Восточной Азии, управлялось юго-восточноазиатской командой и затонуло в юго-восточноазиатских водах, само по себе указывает на международную природу торговли тринадцативековой давности. Еще удивительнее выбор мотивов: китайские гончары очень хорошо знали рынки, для которых работали. Чаши с геометрическим орнаментом или изречениями из Корана в красных и зеленых тонах, очевидно, предназначались для рынков Аббасидского халифата. Чаши с зеленым рисунком были популярны в Персии, предметы, украшенные символами лотоса, делались для потребителей-буддистов. Выбор декоративного оформления свидетельствует о симбиозе; для ярко-синего орнамента чжэцзянских изделий требовался кобальт, который привозили из Персии. Танский груз оставляет немало вопросов: легко представить, что очень качественная керамика привлекала богатых ценителей, однако на Ближнем Востоке не было недостатка в собственных гончарах. Остается лишь гадать, как вышло, что крохотный сухопутный городок в Юго-Восточном Китае производил обычную посуду для людей, живущих за тысячи миль от него. Даже если мы сочтем это ранней формой глобализации, связанной с более дешевой рабочей силой и материалами (часть которых приходилось импортировать), лишь исключительная дешевизна компенсировала бы высокую стоимость перевозки, не сравнимую с нынешней, которая и обеспечивает возможность современной глобализации. К тому же надо учесть взаимосвязи между производителями, купцами и вездесущими китайскими чиновниками, чтобы понять, как все перечисленное влияло на дальнюю морскую торговлю и отношение к ней в эпоху Тан и позднее.

В точности как короткоживущая династия Цинь в III веке до н. э. заложила основы процветания династии Хань, династия Суй предвосхитила расцвет китайской культуры в эпоху Тан. В обоих случаях династия-предшественница объединяла разрозненные мелкие государства под властью одного императора, который устанавливал порядок на обширной территории, населенной разными народностями. Переход от одного правящего дома к другому был не безболезненным, однако преемственность сохранялась, и Тан была во многом обязана начинаниям Суй; особенно это относится к созданию системы каналов и строительству Лояна на соединении Великого канала и Желтой реки. Несмотря на сокрушительные поражения в войне против Когуре на Корейском полуострове, многочисленность Суйской армии обеспечила Китаю военную мощь, которая, вкупе с умелой дипломатией, заложила основу беспрецедентного процветания и территориального расширения в первое столетие эпохи Тан. Это расширение затронуло не только Среднюю Азию, но и Корейский полуостров, а также Северный Вьетнам.