Пляска смерти - Стивен Кинг

Но, вероятно, главный герой книги – сам Ливерпуль, с егожелтыми уличными фонарями, с его трущобами и доками, с его кинотеатрами,превращенными в ПОЛМИЛИ МЕБЕЛИ. В рассказах Кэмпбелла Ливерпуль живет и дышит,одновременно притягивает и отталкивает, и ощущение места действия в “Кукле” –одно из самых замечательных качеств книги. Ливерпуль Кэмпбелла изображен так жеживо и ощутимо, как Лос-Анджелес 40-х и 50-х годов у Реймонда Чандлера илиХьюстон шестидесятых – у Ларри Макмертри. “Дети играли в мяч у церкви, – пишетКэмпбелл. – Христос поднял руки, готовясь поймать его”. Небольшое замечание,сделанное мимоходом (как тянущиеся перчатки в “Паразите”), но такие вещиобладают кумулятивным эффектом и лишний раз доказывают:

Кэмпбедл считает, что ужас не только в том, что происходит,но и в точке зрения на происходящее.

"Кукла, съевшая свою мать” не самое значительное израссматриваемых здесь произведений – я полагаю, что самым значительнымследовало бы назвать “Призрак Хиллхауза” или “Историю с привидениями” Страуба,– и она даже хуже, чем “Паразит” того же Кэмпбелла.., но все же она оченьхороша. Кэмпбелл держит под строгим контролем свой материал, потенциальнопригодный для таблоида, и даже иногда играет с ним (скучный и злобнобесчувственный учитель сидит в своем кабинете в школе и читает газету,заголовок которой кричит:

"ОН РЕЗАЛ МОЛОДЫХ ДЕВСТВЕННИЦ И СМЕЯЛСЯ”, аподзаголовок с мрачным юмором сообщает, что “Источник его силы в том, что он небыл способен на оргазм”). Автор неумолимо ведет нас за пределы аномальнойпсихологии к чему-то гораздо, гораздо худшему.

Кэмпбелл ясно осознает свои литературные корни; он упоминаетЛавкрафта (почти подсознательно добавляя “конечно”), Роберта Блоха (онсравнивает кульминацию “Куклы” в заброшенном подвале с кульминацией “Психо”,тем эпизодом, когда Лиле Крейн предстоит встретиться с “матерью” Нормана Бейтсав таком же подвале) и рассказы Фрица Лейбера об ужасе города (такие, как“Дымный призрак” (Smoke Ghost)) и особенно – странный роман Лейбера оСан-Франциско “Богородица Тьмы” (Our Lady of Darkness) (получивший премию“Небьюла” на всемирном конгрессе фантастов в 1978 году). В “Богородице Тьмы”Лейбер развивает мысль о том, что когда город становится достаточно сложным, онприобретает способность жить собственной сумрачной жизнью, помимо жизни людей,которые в нем обитают и работают; это злой разум, каким-то невысказаннымобразом связанный с Древними Лавкрафта и Кларка Эштона Смита – особенно.Забавно, что один из героев “Богородицы Тьмы” предполагает, что Сан-Францисконе станет разумным, пока не будет завершено строительство ТрансамериканскойПирамиды [268].

Хотя кэмпбелловский Ливерпуль не наделен такой сознательнойзлой жизнью, Кэмпбелл изображает его так, что у читателя создается впечатлениеспящего полуразумного чудовища, которое в любой момент может проснуться. Насамом деле, хотя связь Кэмпбелла с Лейбером больше бросается в глаза, нежелисвязь с Лавкрафтом, ему удалось в “Кукле, съевшей свою мать” создать нечтосовершенно оригинальное.

Джеймс Херберт, с другой стороны, продолжатель гораздо болеедревней традиции – такую литературу ужасов мы связываем с писателями типаРоберта Э. Говарда, Сайбери Куинна, раннего Старджона, раннего Каттнера, а поанглийскую сторону Атлантики – Ги Н. Смита. Смит, автор бесчисленногоколичества книг в мягких обложках, написал роман, название которого, по моемумнению, претендует на лучшее в истории литературы ужасов: “Сосущая яма” (TheSucking Pit).

Вам может показаться, что я собираюсь ниспровергнутьХерберта, но это не так. Действительно, представители нашего жанра по обестороны Атлантики о нем низкого мнения; когда мне случалось упомянуть его имя,носы автоматически начинали морщиться (все равно что позвонить в колок”, чего уподопытной собаки начинается слюновьци, когда начинаешь расспрашивать,выясняется, что мал, тал Херберта; а на самом деле после смерти Роберта,Херберт, вероятно, лучший автор ужасов типа журналов “Пс” фикшн”; я думаю, чтосоздатель Конана с энтузиазмом отнесся бы к творчеству Кэмпбелла, хотя вомногих отношениях они – прямая противоположность друг другу. Говард был рослыми широкоплечим; на сохранившихся снимках лицо у него невыразительное, свыражением легкой застенчивости или даже подозрительности. Джеймс Херберт среднегороста, стройный, легко улыбается и хмурится, он человек открытый и откровенный.Но, конечно, главное их отличие в том, что Говард мертв, а Херберт нет, хе-хе.

Лучшее создание Говарда – его цикл о Конане Варваре.Действие его происходит в мифической Киммерии, в столь же мифическом прошлом,населенном чудовищами и прекрасными сексапильными девушками, которые постояннонуждаются в спасении. И Конан с готовностью берется их спасать.., если егоустраивает цена. Действие произведений Херберта происходит в современнойАнглии, обычно в Лондоне или в южных графствах, примыкающих к нему. Говардвырос в сельской местности (он жил и умер в маленьком полынном техасскомгородке, который называется Кросс-Плейнс); Херберт родился в лондонскомИст-Энде, он сын уличного торговца, и в его творчестве отражается пестраякарьера рок-н-ролльного певца, художника и чиновника.

Только в стиле – понятие не очень ясное, которое может бытьопределено как “план или метод воздействия на читателя”, – Херберт отчетливонапоминает Говарда. Херберт не просто пишет свои романы (“Крысы” (The Rats),“Туман” (The Fog), “Выживший” (The Survivor), “Копье” (The Spear), “Лжец” (TheLiar) и “Тьма” (The Dark)) похоже на Роберта Говарда; нет, он надевает боевыесапоги и атакует читателя, поражая его ужасом.

Позвольте мне занять еще немного вашего времени и указать наодну общую черту, которая свойственна Джеймсу Херберту и Рэмси Кэмпбеллу простопотому, что они англичане: оба пишут чистой, прозрачной, грамматическиправильной прозой, которую, кажется, способны сочинять только люди, получившиеанглийское образование. Вы можете подумать, что способность писать четко и яснолежит в основе таланта каждого писателя, но это не так. Если не верите, сходитев ближайший книжный магазин и полистайте там книги в бумажных обложках. Обещаювам такое количество болтающихся причастий, не правильно расположенныхопределений и даже отсутствия согласования между подлежащим и сказуемым, что выпоседеете. Можно было бы ожидать, что редакторы и корректоры исправят такиеошибки, если этого не может сделать сам автор, но большинство из них так жебезграмотны, как писатели, которых они пытаются править.

Но гораздо хуже то, что большинство писателей не в состояниитак описать простые действия, чтобы читатель мог мысленно их увидеть. Отчастиэто объясняется неспособностью писателя самому полностью представить себеописываемое; кажется, что глаза его воображения всегда полуприкрыты. Но чащевсего причина кроется в плохом состоянии основного рабочего инструментаписателя – его словаря. Если вы пишете рассказ о доме с привидениями и незнаете разницы между фронтоном и двутавровой балкой, между куполом и башенкой,между обшивкой обычной и дубовой, у вас, сэр или мадам, большие неприятности.