Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века - Николай Воскресенский

Еще пример. 17 мая 1722 года был издан указ Петра I, вызвавший большое смущение среди тогдашнего духовенства и большое осуждение в последующие времена: этим указом вменялось в обязанность духовенству, собственно «отцам духовным», духовникам, принимающим исповедь, объявлять светским властям о злоумышленниках, открывшихся на исповеди в своем намерении совершить политическое преступление, измену отечеству, бунт против государя и государства и т. п. и не оставивших своего умысла и на будущее время[1075].

Рассмотрим основания законодателя, приведенные как при издании названного закона, так и в [случаях издания] других, предшествовавших ему и последующих, которые находились в связи с общегосударственной и церковно-религиозной политикой царя и которыми он руководился.

По основным законам Петра I носитель верховной власти в государстве, монарх, «по долгу богоданной нам власти» являлся главой не только государства, но вместе с тем и церковной власти – он был pontifex maximus церкви, наподобие римских императоров. Это положение царя в православной церкви было установлено категорически в манифесте самого Петра I от 25 января 1721 года об учреждении для управления русской церковью Духовной коллегии и подтверждено в клятвенном обещании ее членов: «Исповедую же с клятвою крайнего судью Духовной сей колегии быти самого всероссийского монарха, государя нашего всемилостивейшего»[1076]. Следовательно, с религиозно-церковной точки зрения «злодейственное намерение» против царя являлось не простым «братним согрешением», а покушением, направленным «на государя, или на тело церкви», по выражению «Прибавления» к Духовному регламенту от 1722 года. Вследствие такой установки духовник, объявляющий о предполагающемся преступлении против главы государства и церкви, стоит на страже интересов богоустановленной церковной иерархии, с одной стороны, а с другой – как всякий гражданин, знающий о намерении «злодея» совершить политическое преступление, например измену отечеству, бунт против государя и его фамилии, обязан сообщить о том светским властям, следуя своему гражданскому долгу и по обязанности верного подданного, дабы не быть признанным за соучастника преступного замысла.

На основании этих мотивов глава церкви и разъяснил духовенству через высший орган подчиненного управления – Святейший синод, что такое пресечение преступного намерения через своевременное объявление подлежащим властям нисколько не нарушает правил церковных и является не греховным деянием, но полезным действием, не противоречащим совести и долгу отца духовного. Указ Синода весьма тонко формулирует основания введения устанавливаемой нормы и самое действие духовных отцов, принимающих исповедь: «Понеже известно ныне в Синоде учинилось, что некоторые злодеи, исповедываяся духовным своим отцам грехов своих, объявляют на исповеди и злодейственное свое намерение – не раскаянием и отложением умышления, но с непременным злого того действа желанием…»[1077]

Следовательно, сообщение духовенством подлежащим властям должно иметь место не обо всяком намерении или злом умысле, а только о таком, когда исповедующийся не отказывается от него, но остается «с непременным злого того действа желанием». Указ продолжает: «…и от такого необъявления многие происходят вредные действия». Отцы духовные обычно не осмеливались объявлять о таких умыслах, считая донесение свое грехом: «…вменяюще то грех быти». Святейший синод по повелению главы церкви разъясняет, что такая исповедь «не есть исповедь, ниже часть исповеди, но коварное к прелщению совести своей ухищрение, на конечную тем злодеем погибель и духовникам их, таковое злодейственное намерение прикрывающим»; объявление же о том не только «не есть грех, но полезное хотящего быть злодейства пресечение». Синод установил поэтому следующую норму: «…того ради по имянному е[го] в[еличества] всемилостивейшего державнейшего Петра Великого, императора и самодержца всероссийского, указу Святейший Синод судил за благо сим объявлением показать ясно, дабы каждой священник ведал, что, если кто при исповеди объявит духовному отцу своему некое не сделанное, но еще к делу намеренное от него воровство, наипаче же измену или бунт на государя», тот [духовный отец] должен «донести вскоре о нем, где надлежит».

Мотивировка закона, методы убеждения в необходимости проводимой меры применялись Петром I по отношению не только к целому народу, классу или общественной группе, например к духовенству (в частности, к монашеству), промышленникам, купцам, офицерам, но часто направлялись и отдельным лицам, к какой бы общественной группе они ни принадлежали. Свои наставления, «наказы», Петр писал, например, Беклемишеву, своему агенту по организации торговли с Италией и Испанией; Конону Зотову, морскому офицеру, агенту царя во Франции; офицеру Салтыкову, также специалисту по корабельному делу, посланному для приема кораблей в Англию[1078]; ученику архитектурного дела в Брабандии Ивану Коробову и другим. Для подобных обращений у Петра находились и время, и желание; в них сказывались доступность и простота в обращении с людьми всякого общественного положения, а также всегдашняя готовность [Петра] как более опытного человека, учителя, дать указание или наставление нуждающемуся в них.

Приведем для примера письмо Петра последнему из названных нами его корреспондентов, будущему мастеру-архитектору Ивану Коробову. Последний уже несколько лет по воле царя находился в Голландии за изучением местной архитектуры, заскучал и возымел намерение побывать во Франции и Италии, чтобы познакомиться и с тамошним искусством. Петр не одобрил желания своего будущего мастера: «Пишешь ты, чтоб отпустить во Францию и Италию для практики архитектуры цивилис, – начинает свое письмо-указ Петр и далее приводит мотивы, по которым он не считает нужным прервать учение Коробова в Голландии и позволить ему перебраться для окончания науки в соседние страны: – Во Франции я сам был, где никакой архитектуры нет и не любят, но только гладко и просто и очень толсто строят»; в Италии уже есть русские ученики, «нарочито» посланные для изучения итальянской архитектуры. «Но в обоих сих местах строение здешней ситуации противные места, и нет сходне Голландии, того ради надобно тебе в Голландии жить, а не в Брабандии и выучить манир голландской архитектуры, а особливо фундаменты, которые нужны здесь, ибо равную ситуацию имеют для низости и воды»[1079].

Подобного характера убеждения были не единичными собственноручными посланиями и обращениями царя к отдельным своим сотрудникам и помощникам, а весьма многочисленными, характеризующими общее отношение царя к тем, через кого он действовал и среди кого проводил первоначально свои мероприятия. Петр не только отдавал приказания и требовал беспрекословного их выполнения, но и стремился добиться сознательного понимания и творческой рассудительности при сотрудничестве с ним и вообще на службе.