Троя. Падение царей - Дэвид Геммел

Потом Пенфиселея ушла к баррикаде с фракийскими лучниками. Мальчик-царь Перикл сам явился к Андромахе и попросил, чтобы царевна отпустила Пенфиселею. Андромаха была удивлена, хотя не сомневалась в умении девушки владеть луком, и была тронута ее храбростью. Когда Пенфиселея ушла с Периклом, Андромаха подумала, что больше никогда ее не увидит.

Великий дворец опустел. Приам находился в своих покоях, как сказали Андромахе, но она его не видела. Во дворце осталось мало слуг, даже телохранителям Андромахи приказали отправиться на баррикаду. Мальчики шумно играли, возбужденные тем, что очутились в новом доме. Андромаху расстраивало, что она оказалась здесь как в тюрьме. Оставив мальчиков, она двинулась к пустому мегарону.

В последние годы она редко задерживалась здесь. Этот зал был для нее полон лишь воспоминаниями об ужасе и смерти. Повинуясь внезапной прихоти, Андромаха подошла к резному, инкрустированному золотом царскому трону и уселась на него. Оглядевшись по сторонам, она посмотрела на высокие каменные стены, украшенные щитами героев. Там висел щит Аргуриоса, а теперь рядом с ним был и щит Гектора. Андромаха взглянула на громадную лестницу, где был смертельно ранен Аргуриос.

Тишина в мегароне отдавалась эхом от высоких каменных стен, а отдаленный лязг металла и крики казались тонкими и хрупкими, как щебет птиц в летний полдень.

Андромаха посмотрела на щит Гектора и прикоснулась рукой к поясу на бедрах. Этот пояс, искусно сработанный из бронзовых дисков, нанизанных на золотую нить, делал ее Женщиной Коня.

Впервые за много дней Андромаха была одна, и в этом громадном пустом зале почувствовала, как ее покидает самообладание, как слезы начинают катиться по щекам. Гектора называли Царевичем Войны, но она никогда не видела Гектора-воина — только доброго, сострадательного человека, взвалившего на себя ношу, непосильную для любого другого мужчины. Андромаха вспомнила тот момент в дворцовых садах, когда она наблюдала за Гектором, с выражением глубокой нежности на лице игравшим в пыли с Астианаксом, — эта сцена надрывала ей сердце.

Она почувствовала мучительный укол вины, такой сильный, что согнулась, как от физической боли. Вины за то, что она никогда не любила Гектора так, как он того заслуживал; что он погиб, зная, что Андромаха мечтает не о нем, а о другом мужчине.

А потом она подумала, как думала каждый день: где-то сейчас «Ксантос», жив ли еще Геликаон. Ее предательское сердце, только что горевавшее о Гекторе, теперь болело из-за Геликаона. Блаженное время, больше сотни дней, которое она провела с ним во время их путешествия на запад, теперь казалось таким далеким, словно было в другой жизни.

Сидя на высоком золотом троне, Андромаха заплакала об обоих мужчинах, которых любила. Внезапно она вздрогнула и вытерла слезы со щек. Молодой посланец, почти мальчик, вбежал в высокие распахнутые двери, остановился и уставился на Андромаху, сидящую на троне Приама.

Она поднялась на ноги.

— Враг прорвался, госпожа. Они идут!

Андромаха стояла возле трона, чувствуя почти невыносимое напряжение. Она знала, что должна что-то сделать, но не знала, что именно. Снаружи послышался прокатившийся по небу раскат далекого грома.

Спустя, казалось, целую вечность, в мегарон вошли два воина, шатаясь и поддерживая своего товарища. Все трое были ранены, но тот, что был в середине, умирал, Андромаха это видела. Кровь текла из глубокой раны на его ноге, и она знала, что у воина разорван один из главных кровеносных сосудов.

— Отведите его в покои царицы, — велела она, показав на каменную лестницу. — Там мы будем заботиться о раненых.

Андромаха подумала, сколько лекарей еще осталось в городе, если вообще остался хоть один.

Вскоре в двери начали вливаться люди: раненые воины, старики, несколько женщин. На всех лицах были написаны страх и изнеможение, и все смотрели на Андромаху, ожидая от нее указаний. Она послала раненых в покои царицы, приказав женщинам как можно лучше заботиться о них. Мужчинам она велела срывать оружие со стен.

Наконец, появился Полит; он выглядел на десять лет старше, чем во время их последней встречи два дня тому назад. На его тощем теле свободно болтались чужие доспехи всадника, и он с явным облегчением стащил с головы высокий шлем.

— Враг взял город, — коротко сказал он Андромахе. — Наши полководцы считают, что до завтрашнего дня на дворец не нападут. Поэтому у нас есть время приготовиться.

— Я послала раненых в покои царицы, — ответила Андромаха. — Там есть немного еды, а на кухнях — вволю воды. Нам нужно оружие.

Она показала на трех женщин, которые вошли с полными охапками использованных стрел, чтобы рассортировать их.

— Почему женщины все еще здесь? — с мукой в голосе спросил Полит. — Почему не ушли, когда у них была такая возможность?

— Потому же, почему не ушел и ты, Полит, — ответила Андромаха. — Они троянки, которые приготовились остаться и умереть за свой город, как приготовился ты. Ты мог бы уйти давным-давно, как ушла Креуза. Или мог бы сбежать в дни после взятия Радости царя. Эти женщины приняли то же решение, что принял ты. Уважай их за это.

— Присмотри за тем, чтобы они не покидали дворца, — сказал Полит. — Сегодня ночью город будет местом ужаса для всех, кто окажется за дворцовыми стенами. Войска Агамемнона станут выплескивать досаду, накопившуюся в них за долгое лето безделья. Там никто не останется в живых.

Андромаха подумала о своих двух мальчиках. Сейчас они были в безопасности, но это ненадолго. Чувствуя, как в ней поднимается ужас, она безжалостно подавила его.

— Где Полидорос? — быстро спросила она. — Он должен быть здесь. Он продумывал защиту дворца.

— Я видел его на баррикаде, — ответил Полит. — Он воин. Он не может ждать здесь и ничего не делать, когда город атакуют.

— Иногда самое трудное — ждать и ничего не делать.

Андромаха ощутила, как на смену страху к ней приходит гнев.

— Полидорос был назначен командующим дворца. Он покинул свой пост. И своего царя.

— Ты слишком строга, Андромаха, — пожурил ее Полит. — Полидорос всегда был верным сыном Трои. Он досадовал, что должен присматривать за отцом. Его город в опасности. Он воин, — повторил Полит.

Андромаха с удивлением посмотрела на Полита.

— Как воин, — ответила она пренебрежительно, — он обязан присматривать за царем, а не сражаться на улицах. Сражаться на улице может любой боец. Полидороса же почтили за его доблесть во время осады дворца, назначив его царским помощником, телохранителем Приама. Он бросил того, кого вверили его заботам. Как ты можешь защищать его, Полит?

Тот, нахмурившись, ответил:

— Иногда есть высший долг, сестра — долг перед собственной совестью.

Андромаха глубоко вздохнула.

— Прости, Полит, — сказала она. — Я не должна была с тобой спорить. Темнеет, и мне надо сказать моим мальчикам «спокойной ночи». Потом, если Полидорос не вернется, мы соберемся и составим план. Может, к тому времени полководцы уже будут здесь.