Кодекс экстремала - Андрей Дышев

– Мне кажется, что нам с тобой будет достаточно лишь понаблюдать за кульминацией со стороны.

– Или изнутри. В общем, там будет видно. Как говорил кто-то из великих, главное – ввязаться в драку. Это будет наш с тобой дембельский аккорд, как говорят в армии.

– За этот аккорд Нефедов потом со мной водку пить не будет.

– А чем мы ему навредим? Кто может запретить нам гулять по улицам?

– Никто, – ответил я и посмотрел в окно. Шел дождь. Улица блестела мокрым асфальтом. Над сливными решетками набухали комки желтой пены. На всех машинах качались стеклоочистители. Пешеходы, распустив зонтики, прыгали через лужи, как лягушки по кочкам.

– А я люблю осень, – сказала Анна и, глядя в окно, прижалась к моему плечу. – Когда за окном идет вот такой дождь, дома с любимым человеком становится очень уютно. Жизнь как бы сужается до размеров этого самого уюта, и ее смыслом становятся эти стены, теплая тишина, скрипучий паркет, запах кофе, музыка. И на душе от этого так спокойно…

– Послушай, – тихо сказал я, целуя Анну в висок. – Никуда мы не поедем. Мы зашторим окно, сварим кофе, включим музыку и несколько дней не будем отсюда выходить.

– Поедем, – ответила Анна. – И поставим точку. Иначе нам никогда не начать новой жизни.

* * *

Наверное, лучшее качество водителей служебных машин, не считая мастерского вождения, – это умение вести себя так, чтобы пассажиры забывали о твоем существовании. Водителя «РАФа», в котором мы ехали на улицу Саранская, можно было бы принять за глухонемого, если бы он в точности не выполнял приказов Анны. Звали его, кажется, Василий, работал он в той же фирме, что и Анна, и, думаю, его особенно ценили за умение молчать.

Четвертый корпус тридцатого дома со скромной вывеской «Униксоцбанк» водитель нашел быстро, но Анна в целях конспирации велела Василию сделать еще несколько кругов по ближайшим кварталам, а затем припарковаться недалеко от центрального входа.

Было четверть седьмого. Как и накануне, безостановочно шел моросящий дождь, серые низкие тучи обложили небо, и оттого было сумрачно. У входа в банк, упаковавшись с головой в черный плащ, напоминающий рясу, стоял охранник. Сквозь опущенные жалюзи из окон первого и второго этажей едва пробивался свет. Довольно часто прохожие, взглянув на вывеску с обменным курсом валют, открывали тяжелую дверь банка с темным стеклом и заходили внутрь. В этот час, в такую погоду и с непримечательным обменным курсом посетителей было бы намного меньше, если бы не воскресный день, когда все банки и обменные пункты обычно закрыты.

Мы следили за входом из-за шторок. От дыхания запотевало стекло, и его время от времени приходилось протирать рукавом плаща. Анна пользовалась платком.

Умница-водитель, не оборачиваясь, спросил:

– Я пока не нужен?

– Пока нет, – ответила Анна.

– Пойду покурю.

Он вышел, протер лобовое стекло тряпкой, поправил стеклоочистители и, прикуривая, стал прогуливаться по тротуару.

Половина седьмого. Анна устала подглядывать, откинулась на спинку, вытянула ноги и, казалось, задремала. В сумраке я не видел ее глаз. Минувшей ночью мы почти не спали. Когда человек не высыпается, ему быстро надоедает жизнь.

Рядом с банком по-прежнему ничего интересного не происходило. С шумом наезжая на лужу, мимо проносились машины. Ни одна из них даже не притормозила.

Кажется, мы приехали не туда. Ворованные счета, может быть, и стекались на этот адрес, но Милосердова и его компанию скорее всего следовало искать в офисах возглавляемых им партии или общественного комитета. Я все никак не мог решиться сказать об этом вслух. Храбрости хватило лишь на предложение:

– Через пятнадцать минут уезжаем.

– Через полчаса, – поправила Анна.

– Почему через полчаса?

– В семь банк закроется.

Хорошо, что Анна не стала меня упрекать. Я дышал на стекло и рисовал на нем профиль Анны. Разноцветные отблески неоновой рекламы заполнили портрет причудливыми красками. Художник-авангардист Виртуозов рисовал, должно быть, что-то подобное. Вот только Татьяну Васильеву он изобразил такой, какая она была на самом деле. Может быть, потому, что Татьяна была слишком земной.

Кто-то склонился у лобового стекла, постучал в него и махнул рукой.

– Машина занята! – громко сказала Анна.

Человек развел руками, кивнул и исчез в серой мгле.

Водитель Василий появился перед машиной, прошелся перед окошками, у которых мы сидели, постучал ногой по колесам. Он ненавязчиво выяснял, нужен ли нам. Мы не отреагировали на его появление, и он опять пошел вдоль магазинов и жилых подъездов, подняв воротник кожаной куртки.

– Нет, – сказал я, – мне это не нравится.

– Что – это?

– Сентябрь только начался, а в твоей Москве уже глубокая осень. Сыро, холодно, серо. Мы переедем ко мне и до середины ноября будем купаться в море.

– Нет, мы будем приезжать к тебе на лето. Остальное время будем жить у меня. Я устрою тебя менеджером в нашу фирму. Будешь консультантом по рыбным товарам, а когда фирма купит яхту, назначим тебя капитаном.

– Мне лучше бы начальником охраны.

– Никаких охран! – категорически отказала Анна. – Выкинь эту идею из головы раз и навсегда. И можешь не переживать: приключений на твой век еще хватит… Между прочим, к банку подкатила машина, а ты не смотришь.

Я прилип к окошку, глядя из-за шторки одним глазом. «Мерседес» цвета белой ночи, вспыхнув красными габаритными огнями, остановился напротив входа, освещенного неоновой вывеской. Кто-то вышел, хлопнув дверцей, но я не видел человека, пока машина не тронулась с места. Невысокая полная женщина в ярко-красном легком плаще, с копной черных волос на голове, не прикрываясь зонтиком, быстро подошла к главному входу банка. Охранник кинулся открывать перед ней дверь.

– Началось! – Я хлопнул ладонью по сиденью. – Явилась первая мадам!

– Кто это?

– Роза. Фамилии не знаю. Я видел ее на лесной даче. Который час?

– Без четверти.

– Сейчас повалят. Должно быть, они слетаются к закрытию банка. Что у них тут будет? «Малина», сходка, партийный съезд?..

– Ну что, пошли? – спросила Анна и кивнула на пластиковый пакет, лежащий на сиденье.

– Пошли, – ответил я и, прихватив пакет, выбрался из машины.

Анна взяла меня под руку, и мы направились к входу в банк. Охранник молча скользнул по нашим лицам взглядом и, не найдя в нас ничего привлекательного, повернулся к нам спиной.

Узкий и длинный зал с мягкой мебелью, пальмами и фикусами в кашпо причудливых форм был почти пуст, лишь у кассового окна валютных операций стояло человек десять. Мы с Анной пристроились в конец очереди. Девушка-кассир, заметив нас, предупредила: