Первый в списке на похищение - Валерий Поволяев

– Ну что, малый, – спросил у него Циклоп, – домой хочешь?

– Хочу, – признался Костик.

– А мамашка дома не бьет?

– Не-а. Она меня любит.

– Один такой, как ты шнурок, спрашивает как-то свою маманю: «Мам, а ты меня любишь?» «Конечно», – отвечает та. «Тогда выйди замуж за того дядю, который торгует на углу мороженым!»

Рокфор, выслушав анекдот, гулко, брызгая слюной, захохотал, а Костик из анекдота ничего не понял.

– Ничего, у тебя все впереди – ободрил его Циклоп. – Когда подрастешь – не такие анекдоты сечь будешь. И матом ругаться. Ты умеешь ругаться матом?

– Не умею.

– И это тоже впереди, – пообещал Циклоп. – Если хочешь, я тебя научу.

– Не надо, – жалобно попросил Костик. Потрогал поврежденное ухо. Ухо болело.

– Мужчина никогда не станет мужчиной, если он не умеет ругаться матом.

– Не надо, – еще жалобнее, со слезами в голосе попросил Костик, передернул плечами, будто от озноба, ну, пожалуйста, дяденька!

– А чего ты, собственно, боишься? – Циклоп подошел к одному окну, подергал рукой шпингалеты, вначале вверху, потом внизу, поцокал неопределенно языком, затем проверил шпингалеты у второго окна, также поцокал.

– Я ничего не боюсь, – ослабшим голосом пробормотал Костик, – я просто не хочу.

Костик еще что-то говорил, но Циклоп уже не слушал его – Костик словно бы выпал из поля зрения этого человека, растворился в пыльном солнечном луче, пробившемся через немытое стекло.

– Рокфор, сколько мы тут куковать будем, не знаешь?

– Сказали, недолго.

– Недолго, недолго, – Циклоп сжал глаза в едва приметные щелки, хорошо прикрытые стеклами очков. – В годы войны случалось, что ставили на объектах часовых, а потом забывали об их существовании, – он выкинул перед собой руку с грозно расклешнявенными крепкими пальцами, стремительно сжал их, потом разжал, затем снова сжал и разжал – движение было механическим, страшноватым, будто у крупной хищной птицы, не знающей милосердия.

– Чем ты недоволен? – спросил Рокфор, заинтересованно наблюдая за птичьими манипуляциями напарника.

– Всем недоволен. Особенно тем, что на окнах нет решеток.

– Ты же только что языком цокал – шпингалеты, дескать, хороши. Я так тебя понял…

– А вдруг воры?

Рокфор улыбнулся милой шутке напарника, он вообще, как выясняется, ценит юмор, показал Циклопу крепкие кривоватые зубы, – не удержался и присвистнул компанейски:

– Ну ты даешь!

– С бубенцами ездят не только на тройках, но и на «вольво» целыми компаниями, караваном, – Циклоп оглянулся на Костика, – взять эту квартиру – все равно что два пальца… – Он, не сводя взгляда с Костика, со смаком произнес слово, на котором споткнулся – Циклоп привык называть вещи своими именами. – Ногами вышибаешь стекло – и тут!

– А грохот от выбитой рамы, а соседи, а…

– Кого это сейчас волнует?

– Верно, Циклоп, тут ты прав – никого не волнует.

– А в квартире есть что взять. Ну, золотых, скажем, цацек не видно, они спрятаны, зато цацек других, покрупнее размером, полным-полно. Смотри, они кругом: телевизор, видеомагнитофон, холодильник, разная хрустальная мура…

– Это не в счет.

– Не скажи. Хрусталь на рынке стоит не меньше золота, особенно если хрусталь хороший. И главное, покупатели на эту муру есть – знаешь, как приезжие на хрусталь клюют? Разные ватюки и чукчи из Бердичева, Мухоесанска и деревни Толстозадовки, привыкшие пить водку из пластмассы, а теперь ставшие культурственными, как они сами о себе говорят, – Циклоп покосился на Костика, поинтересовался: – И сколько же за этого дохляка просят?

– Не знаю.

– Не сообщили, выходит. С нами всегда так поступают: мы своей задницей рискуем, кровь собственную проливаем, я они снимают пенки, – Циклоп обиженно вздохнул, глянул в окно, на сухое, с лохмотьями старой изопревшей коры дерево, которое портило пейзаж, но никому до этого дерева не было дела, никаким городским властям, поморщился, словно надкусил стручок острого перца. – У Полины столько денег, что могла бы дать пятнадцать тысяч дворнику, чтобы тот спилил эту прелую корягу.

– А зачем? – спросил Рокфор.

– Чтобы в глаза не лезла.

– А вдруг она дает деньги для того, чтобы это дерево не трогали? Может, оно святое? – Рокфор так же, как и его напарник Циклоп, считал, что работа у них тяжелая, свихнуться можно от напряжения, и если выпадет нелегкая доля кого-то охранять, то лучше всего убивать время разговорами: не сводить глаз с пленника и разговаривать, разговаривать, болтать о чем угодно, о разных пустяках, и, главное, не напрягаться. – Может, она на Троицу баранов под ним режет или лягушек кушает?

– Ну, если только, – проговорил Циклоп недовольно, в следующий миг лицо у него изумленно вытянулось, очки сами по себе соскользнули на кончик носа, Циклоп потянулся было за ними, но на ходу отвел руку и сунул ее за пазуху, к подмышечной кобуре, очки с лязгающим железным стуком упали на пол, отлетели в сторону, Рокфор, глянув на Циклопа, стремительно развернулся и также схватился за пистолет.

В двух окнах одновременно показались люди в камуфляжной форме, прикрытые бронежилетами, Циклопу почудилось даже, что они спрыгнули с верхушки голого дерева, о котором он только что вел речь, повисли, словно мухи, в воздухе перед ними…

Висели незваные гости недолго, оба дружно качнулись и с силой врубились ногами в окна, тонкие стекла разлетелись с жалобным льдистым треском, один из пятнистых впрыгнул в комнату, за ним на паркет соскользнула прочная витая веревка, – вскинул короткий, с широким стволом автомат, рявкнул на Циклопа:

– А ну, лицом к стенке! И руки… руки вверх!

Циклоп, опешив, вздернул было руки к потолку, но потом, словно бы одумавшись, отпрыгнул в сторону, упал, покатился по полу, выдернул из кобуры пистолет и выстрелил трижды – выстрелы были частые, три слились в один, пистолет работал в режиме автомата, Костик закричал – он увидел, как грудь человека в пятнистой форме украсили три розовых шара, шары вспухли, слились в один, беззвучно лопнули, оставив после себя запах химической тухлятины, пятнистый также закричал. Сбитый пулями с ног, он отъехал назад по скользкому паркетному полу и завалился на спину.

Костику показалось, что этого человека убили, и он закричал снова, забился в плаче, в истерике. Второй человек, врубившийся ногами в окно, по-птичьи раскинул руки в пятнистых рукавах в обе стороны и выстрелил в Циклопа прямо из рамы, из проема, Циклоп, словно бы угадав движение пули, стремительно откатился по полу в сторону, выстрелил ответно и тоже промахнулся.

Весь пол в большой, тщательно обставленной чистой комнате оказался засыпан осколками.

– Бросай оружие, гады! – прорычал человек из окна, выстрелил дважды в Циклопа, одна пуля прошла мимо, вторая угодила в плечо, Циклоп выронил пистолет, схватился рукой за рану, завизжал.