Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы - Джон Уиндем

подняв глаза, я понял, что оно принадлежит автобусу — с моего ракурса он представлялся возвышающимся ярко-красным небоскребом, и, более того, казалось, что он вот-вот упадет на меня. Это заставило меня живо вскочить на ноги — при этом я подхватил молодую девушку, лежавшую рядом, и перетащил ее в более безопасное место. Ее лицо было мертвенно-бледным, в сознание она не приходила.

Я осмотрелся, мало что соображая. Автобус, который, должно быть, ехал с приличной скоростью, по какой-то причине потерял управление, пересек заполненный прохожими тротуар и въехал в стеклянную витрину магазина. При столкновении переднюю часть верхнего этажа смяло ударом, и именно оттуда раздавались крики. Несколько людей все еще лежало на земле; еле-еле шевелила рукой женщина, стонал мужчина, двое или трое лежали в полном безмолвии. Ручейки крови медленно ползли по тротуару среди разбитого стекла. Все машины остановились, и я разглядел несколько полицейских шлемов, которые, возвышаясь над толпой, приближались к нам.

Я подвигал руками и ногами и убедился, что ничего не сломал. Ни малейших признаков боли! Однако голова кружилась, и я чувствовал в висках свой пульс. Ощупывая голову, я нашел болезненное место в левой части затылка, которой я, должно быть, и ударился.

Полицейские наконец пробрались сквозь толпу. Один из них начал отталкивать зевак, другой — осматривать пострадавших, распростертых на земле. Третий полез на верхний этаж автобуса, чтобы разобраться, кто там кричит.

Я попытался совладать с головокружением и осмотреться. Все произошло на Регент-стрит чуть выше Пикадилли. Разбитая витрина принадлежала «Остин Рид». Я снова посмотрел на автобус. Он накренился, но не мог рухнуть вниз, так как плотно упирался в окно примерно в ярде от слова «Универсальный», горящего золотым, чуть красноватым цветом.[11]

Тут я понял, что являюсь участником дорожного происшествия, поэтому, если задержусь здесь еще хотя бы на мгновение, меня привлекут как свидетеля. Поймите меня правильно, я вовсе не хочу сказать, что был против дать свидетельские показания, — я внезапно со всей очевидностью понял, что все вышло за рамки обыденного. Во-первых, я не имел представления ни о чем, кроме того, что видели в данный момент мои глаза. Во-вторых, что я вообще там делал? Еще несколько минут назад я наблюдал за экспериментом в Уотфорде, теперь же очутился здесь. Как, к чертям собачьим, я оказался на Регент-стрит?..[12]

Я смешался с толпой, затем вышел из нее, зигзагами пересек дорогу, обходя остановившиеся машины, и направился в «Кафе Роял», которое находилось чуть ниже по улице.

В этом заведении что-то неуловимо изменилось с тех пор, как я последний раз заглядывал сюда года два назад. Важно было найти бар, и я нашел его.

— Двойной бренди и немного содовой, — сказал я бармену.

Он дал мне стакан и придвинул сифон. Я достал из кармана монеты: медь и одну серебряную. Поэтому пришлось тянуться за бумажником.

— Полкроны, сэр, — сказал мне бармен, словно я отказывался дать ему банкноту.

Я моргнул. И все-таки он сказал именно то, что я услышал. Я протянул три шиллинга. Судя по его лицу, все было верно.

Я добавил содовой в бренди и сделал долгожданный, упоительный глоток. А когда ставил стакан на стойку, то мельком заметил свое отражение в большом зеркале напротив…

Раньше я носил усы. С ними я вернулся из армии, но решил избавиться от этой поросли, когда поступал в Кембридж. Однако теперь они были прямо передо мной — может быть, не такие роскошные, но… Я дотронулся до них рукой. Не оставалось и тени сомнений — это были настоящие усы. Практически одновременно с этим я обратил внимание на свой костюм. Несколько лет назад я и вправду носил похожий костюм. Не могу назвать его дешевкой, но все же не совсем то, что требуется служащему «Объединенных электрофизических предприятий»…

У меня начала кружиться голова, поэтому я сделал еще глоток и неуверенно потянулся за сигаретой. Упаковка, которую я вытащил из кармана, была незнакомой. Вы когда-нибудь слышали о сигаретах «Моряк» компании «Плеерс», нет? Вот и я тоже, но достал тем не менее сигарету и зажег ее спичкой в дрожащей руке. Ошеломление не отступало, напротив, стремительно усиливалось…

Я проверил внутренний карман. Бумажника не было. А ведь он должен был там лежать! Хотя, возможно, какой-то пройдоха в толпе, окружившей автобус, постарался… Я поискал в других карманах: авторучка, большая связка ключей, пара чеков из «Харродс», чековая книжка с чеками филиала «Найтсбридж» Вестминстерского банка. Ну ладно, с банком все вроде верно, но почему Найтсбридж? Ведь я живу в Хэмпстеде…

Пытаясь хоть как-то овладеть ходом событий, я начал вспоминать, что же произошло с того момента, как я открыл глаза и увидел нависший надо мной автобус. Воспоминания были довольно яркими. Я четко помнил, как долго глядел на красный кренящийся автобус, как ярко светит позолотой слово «Универсальный» — да, горящие золотые буквы, но только, вы знаете, слово «Универсальный» не встречалось на лондонских автобусах с тех пор, как его заменили на «Лондонский транспорт» в 1933 году…

Я был настолько обескуражен, что стал осматривать бар в попытке найти хоть что-нибудь, за что мог бы зацепиться мой помраченный рассудок. На одном столе я увидел оставленную кем-то газету. Глубоко вздохнул и бросил взгляд на первую страницу. Моей первой реакцией было смятение: всю полосу занимало рекламное объявление. Затем появилась некоторая надежда, так как в самом верху значилось: «Дейли-Мейл, Лондон, среда 27 января 1954 г.». Что ж, хотя бы дата была правильной — тот день, когда мы проводили эксперимент в лаборатории.

Я открыл разворот и прочитал: «Беспорядки в Дели! Одно из самых серьезных проявлений гражданского неповиновения в Индии! Протестующие выдвинули требование выпустить Неру[13] из тюрьмы. Практически весь день город был парализован…» Затем мое внимание привлекла соседняя колонка: «Отвечая на вопрос оппозиции с передней скамьи, премьер-министр Батлер[14] гарантировал Парламенту, что правительство серьезно учитывает…» С изумлением я взглянул на самый верх страницы: указанная дата соответствовала дате на первой странице, 27 января 1954 г., но прямо под ней размещалось изображение со следующей подписью: «Сцена со вчерашней премьеры пьесы “Влюбленная леди” в театре “Лоутон”, где мисс Аманда Кауард играет главную роль в новом мюзикле под авторством ее отца. “Влюбленная леди” была завершена за несколько дней до смерти Ноуэла Кауарда[15] в прошлом августе, о чем трогательно вспомнил в конце выступления постановщик пьесы мистер Айвор Новелло».

Я снова перечитал эти строки. Затем огляделся по сторонам, пытаясь найти хоть что-то успокаивающее в других посетителях, в мебели, бармене, бутылках: все было вполне реальным.

Я отбросил газету