Одна жизнь – два мира - Нина Алексеева

Сталин и только Сталин лучше всех должен был знать, очень хорошо знал о подготовке Германии к нападению на Советский Союз, его предупредили. И предупреждали не только наши разведчики, не только дипломаты различных стран, но даже Черчилль и германский перебежчик, сообщивший не только дату, но даже чуть ли не час нападения. А этот «мудрый ишак» требовал не отвечать на «провокации», когда уже бомбили наши города и аэродромы от Балтийского до Черного моря, когда немцы уже на 21 километр проникли на нашу территорию. Какой же он мудрец?

«Внезапностью» старались только прикрыть сталинское преступное упрямство, тупость и некомпетентность, за что страна, не успев еще оправиться от постигших ее до этого ненастий, расплатилась разрухой и потерей десятков миллионов лучших людей страны.

Сталин молчал, как воды в рот набрал, а мне казалось, что если бы он в это время был даже при смерти, то он и только он должен был обратиться к народу с последними словами, с последним вздохом в своей жизни. Ведь он сам поставил себя выше всех на свете. Значит, когда вопрос шел о войне и о миллионах жизней советских граждан, и даже о существовании самой страны, которую он возглавлял, он, только он один, и никто другой, должен был выступить по поводу этого события. И в ту минуту, когда он струсил и послал кого-то выступить за него, ему нужно было пустить себе пулю в лоб.

Ведь это же было не какое-то ординарное событие. Это была ВОЙНА, им самим и его деятельностью спровоцированная война, и на карту была поставлена судьба страны. Он, и только он один должен был взять на себя всю ответственность за безопасность страны. Ведь когда он безжалостно уничтожал, отправлял на расстрел сотни тысяч — цвет и гордость нашей Красной армии, он никому не передоверял свою страшную кровавую работу. Смело подписывал списки под лживым предлогом, что спасает страну от врагов, и с гордостью брал на себя ответственность за это кровавое преступление. Почему же сейчас он полез в кусты?

Пришел он в себя не в первую минуту начала войны, а опомнился и напомнил о себе в радиообращении к народу только 3 июля.

Сталин выступил 3 июля, через две недели, только вдумайтесь в это, через две недели после начала войны, когда 23 июня немцы уже заняли Минск. Когда немцы победоносно, несгибаемо шли уже по нашей стране, занимая один за другим наши города, и гнали, гнали без конца в Германию в немецкие лагеря для военнопленных не роты и подразделения, а армии во главе с нашими генералами и миллионы наших безоружных бойцов на голодную смерть, унижения и издевательства.

Вождь вдруг опомнился, когда наши просторы были уже усеяны трупами миллионов наших погибших бойцов.

— Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! (Ему, Сталину, нужны были две недели для того, чтобы он мог прийти в себя, опомниться, и, обратившись к своему народу, произнести эту фразу).

— Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается.

(А он только через две недели очнулся и у микрофона дрожащим голосом, заискивая и заикаясь, обратился ко всем).

— Войну с фашистской Германией нельзя считать обычной войной двух воюющих армий. Она является Великой отечественной войной всего народа против немецко-фашистских войск… Мы должны создать народное ополчение, поднять на борьбу всех трудящихся, чтобы своей грудью защищать свою свободу, свою честь и свою Родину.

Он ни слова не сказал о наших маршалах, генералах, о наших великих героях гражданской войны.

Сталин обратился к нашему прошлому, на сцену выплыло историческое прошлое русского народа, и странно было услышать из уст Сталина имена таких великих полководцев как Суворов, Кутузов, Александр Невский. Он старался пробудить, зажечь в народе патриотические чувства, напомнить народу, что он живет на земле, пропитанной потом и кровью предков. А я в это время думала, что если бы они все очутились под его «мудрым руководством», наверное, так же разделили бы судьбу своих не менее талантливых потомков.

Слушая его выступление, хотелось спросить: как же ты мог уничтожить всех своих самых блестящих полководцев, всех героев Гражданской войны, оголить, обезглавить, обескровить нашу блестящую Красную армию? И куда делись наши Тухачевские, Блюхеры, Якиры, Уборевичи и многие, многие другие? Ведь К. К. Рокоссовский, почти вынутый из «петли», показал, что могли бы сделать те сотни тысяч военных, которые были замучены, уничтожены, расстреляны в подвалах НКВД росчерком пера Сталина.

Где же ты был раньше? Грудью защищать будешь не ты, а народ. Зачем же ты довел нашу страну, наш народ до такого состояния, что Гитлер решил, если ты смог безнаказанно уничтожать его сотнями тысяч, то, с точки зрения Германии, в этой стране живут только «унтерменши», и он, Гитлер, сумеет покорить их в одно мгновение.

А затеянную с Финляндией войну в конце 1939 года, после всех кровавых сталинских побоищ, в военных кругах Германии вообще считали «пробой пера», которая показала всему миру, что наши войска были в самом плачевном состоянии. «Колосс на глиняных ногах без головы», говорили о Красной армии в то время. И всем было понятно, что слабость нашей армии — это результат репрессий и расстрела сотен тысяч высшего комсостава и миллионов лучших военных кадров.

Оставляли такие бездарности, как «первый командир» Ворошилов, которого даже в самое горячее время, в самый разгар войны с Финляндией пришлось заменить на Тимошенко. Всем стало тогда ясно, что Ворошилов способен только принимать парады.

Ни слова в своем выступлении Сталин не произнес ни о социализме, ни о коммунизме. И в конце вдруг с сильным грузинским акцентом выпалил:

— Да здравствует партия Ленина-Сталина! — без всякой скромности, сам напомнил — «Сталина», не забывайте.

И все с удивлением говорили друг другу: разве вы не слышали, он так прямо и сказал: «Да здравствует партия Ленина-Сталина!».

По голосу слышно было, что он не пришел еще в себя от испуга. Его голос звучал неуверенно, взволнованно, слышно было, как его зубы выстукивали дробь о стакан с водой.

Волнение и неуверенность Сталина передались и слушателям.

Заискивающий, унизительный тон сталинского выступления рассеял миф о его могуществе. Выступление, предназначавшееся для того, чтобы вселить бодрость и поднять патриотический дух населения, вызвало обратную реакцию. И перед народом вдруг предстал обыкновенный человек, не лишенный обычного чувства страха и паники за свою личную судьбу. Это был момент, когда весь народ с гордостью почувствовал, что его судьба и судьба всей страны зависит от народа.

Сталин в первый момент очень испугался, испугался за свою собственную шкуру. Он был трус и дрожал за свое благополучие и за свою собственную жизнь. И пришел он в себя только тогда, когда понял, или его убедили, что ему лично ничего не угрожает и что никто не собирается ему голову снимать за его злодеяния. Я слышала, что эти две недели его уговаривали, уговаривали и с трудом уговорили, наконец, выступить перед страной, настолько он был напуган.