Взлеты и падения государств. Силы перемен в посткризисном мире - Ручир Шарма

Заключение торговых соглашений может давать национальным лидерам политическое прикрытие для проведения жестких реформ на том основании, что у них нет выбора, потому что нужно выполнять международные обязательства. Видодо планирует справиться с уменьшением доходов от экспорта за счет инвестиций в улучшение дорог, качество которых настолько плохо, что путь в пятьдесят километров из промышленной зоны возле Джакарты до ближайшего порта занимает на автомобиле шесть часов. Дефицит счета текущих операций упал ниже 3 %, и валюта дешевая. Население молодое и растущее, но в районе 2025 года оно достигнет пика и начнет стареть, поэтому задача Индонезии – разбогатеть до того, как она постареет.

Рейтинг Вьетнама лишь немного ниже рейтинга Индонезии, хотя баллы у них по всем правилам – от политического до кредитного – различаются. Коммунистическая партия находится у власти с конца вьетнамской войны, и признаков ее возможного ухода не видно. Хотя разговоры о приватизации госкомпаний и идут, пока что на их долю приходится треть экономики. Для противодействия глобальному спаду правительство все больше вмешивается в экономику, и сейчас бюджетный дефицит составляет 6 % ВВП, что более чем в два раза превышает среднее для развивающегося мира значение. Кроме того, для стимуляции роста за последние десять лет было роздано множество кредитов, а Центробанк реагирует на бешеный рост проблемных долгов по-страусиному: частично скрывает их от учета.

Политика компартии проводится настолько скрытно, что нельзя понять, кто на самом деле у руля. Тем не менее в стране не происходит социальных волнений, пока партия продолжает повышать уровень жизни, – а она его повышает, с авторитарным рвением прокладывая бульдозерами новые дороги. Подушевой доход во Вьетнаме в три раза меньше, чем в Индонезии, а вот автострады уже намного лучше. От нового терминала в международном аэропорту Ханоя до центра города можно домчаться на автомобиле всего за двадцать минут, благодаря недавно открытому восьмиполосному шоссе и мосту, который уполовинил путь до примерно десяти миль.

Вьетнамцы считают свою страну вторым Китаем – бывшая аграрная экономика быстро превращается в активного экспортера промышленных товаров. Инвестиции – после опасного взлета до 40 % ВВП в бурные годы последнего десятилетия – снизились до 28 % ВВП. Это как раз укладывается в идеальный для развивающейся страны диапазон – 25–35 %, который позволяет поддерживать быстрый рост, не давая разгоняться инфляции. Инфляция упала ниже 2 % после совсем недавних взлетов выше 20 % в 2011 году. Прямые иностранные инвестиции составляют 6 % ВВП – самый высокий уровень в Юго-Восточной Азии, – причем большая их часть идет на производство всего на свете: от автомобилей до смартфонов. Еще совсем недавно Вьетнам был разделен на две части, но сейчас заводы возникают повсеместно, от Ханоя на севере до Хошимина на юге, демонстрируя удивительно равномерный рост экономики всех регионов.

Сегодня, когда жители Пекина рассуждают о том, что замедление роста в их стране может распространиться через границы Китая, разговоры их ханойских соседей звучат несколько сюрреалистично: они предсказывают, что рост у них ускорится в этом году и в следующем, и утверждают, что экспортная торговля страны получит мощный толчок за счет участия в Транстихоокеанском партнерстве. Вьетнам – поразительный пример бизнес-оазиса, который быстро соединяет все свои провинции с глобальными и региональными торговыми путями. Бум там в самом разгаре, но хорошие перспективы Вьетнама основаны на высоких баллах всего по двум правилам: о заводах и о географическом положении. Поэтому его подъем представляется не столь вероятным, как подъем более сбалансированных экономик вроде Филиппин.

Бывшие звезды часто превращаются в аутсайдеров – именно это, по-видимому, происходит в соседних странах: Малайзии и Таиланде. Рейтинг этих стран в регионе Юго-Восточной Азии падает, отчасти из-за политических факторов. Малазийский премьер-министр Наджиб Разак оказался замешан в коррупционных скандалах и, по-видимому, не понимает, насколько серьезно падающие цены на сырьевые товары подрывают экономику его страны, в основе которой лежит экспорт пальмового масла и нефти. В октябре 2015 года во время его приезда в Нью-Йорк мой коллега спросил его, в какой степени обвал ринггита дает толчок промышленному сектору его страны. Он ответил не по существу, заявив, что дешевый ринггит идет на пользу туризму. Однако туризм не может быть существенным фактором роста для такой большой страны, как Малайзия. Когда Разака снова спросили о промышленности, он растерялся. Из глубины зала к нему на подмогу кинулся помощник, но заговорил об инвестициях в нефть и другие сырьевые товары. У присутствовавших сложилось впечатление, что Малайзия упускает свои возможности, потому что дешевая валюта вкупе с правильными реформами могла бы дать суперстарт малазийской промышленности.

Экономика Таиланда долгое время была защищена от политических волнений за счет стабилизирующего влияния сильной промышленности и рабочих мест, которые она создавала, но ситуация, похоже, меняется. В мае 2014 года армия произвела в стране переворот – девятнадцатый, считая с 1930-х, – и новые военные власти в частных беседах едва ли не извинялись и обещали провести выборы в ближайшее время. Вместо этого они стали маневрировать: составлять новую конституцию, которая навсегда закрепит за их сельскими противниками второстепенную роль и уничтожит демократические институты, и создавать правительство по принципу политбюро с единым агентством для управления банковской, энергетической, транспортной и другими отраслями. Это торжество городской элиты отражается в том, что население столичного Бангкока в десять раз больше, чем население второго по величине города – Чиангмай, и продолжает расти. Согласно географическому правилу, это тревожный признак регионального неравенства для страны среднего размера, подобной Таиланду.

Таиланд должен был бы использовать свое расположение в центре торговли Индокитая для реализации возможностей в масштабах всей страны, но в пылу политических баталий между столицей и сельскими окраинами экономика оказалась забытой. В этот раз даже неизменные чиновники, которые обычно поддерживают экономику на плаву во время переворотов и после них, не справляются с ситуацией. Хунта возрождает управляемую военную экономику 1980-х, и рост резко замедляется. Население быстро стареет, доходы падают, но уличные протесты прекратились из-за повсеместного присутствия военных. Тайские предприниматели запрятали свои бумажники – ждут, как станет работать новая конституция; поток инвестиций иссяк, стройки замерли. Но рост долговой нагрузки в последние годы обгонял рост тайской экономики, потому что домохозяйства брали большие кредиты, и теперь Таиланду грозит долговое похмелье, которому нет равных в мире, если не считать Китай и Турцию. Судя по всему, в ближайшие годы темпам его роста суждено оставаться низкими.

Восточная Азия

Еще более драматичная история о лидере, становящемся аутсайдером, разворачивается в Восточной Азии – родине первых чудо-экономик. Герой ее – Китай, где компартия, говоря правильные слова о необходимости реформ в сфере предложения (имея в виду сокращение избыточного инвестирования, возникшего во времена бурного роста), по-видимому, не готова к кратковременным болезненным последствиям от такой перестройки – как не готова и признать естественным замедление роста, которое происходит после достижения Китаем среднего уровня доходов.