Знак расставания - Лиз Райан

Эран было нечего возразить. Ей так надоело видеть избитых, ограбленных, изнасилованных, обиженных мужчинами женщин, брошенных детей, расхищенное имущество. И все это сделала, как говорила Рани, сильная половина человечества.

— Но существуют и хорошие люди среди сильной половины, Рани, такие, например, как Бен и Тьерри.

— Полагаю, что да. Но мне придется еще поискать того, кого я смогу уважать. Меня никакими коврижками под венец не заманишь. Я серьезно отношусь к своей учебе и профессии, — отрезала Рани.

— Ты, должно быть, уже заканчиваешь учебу? — улыбнулась Эран.

— Да, в будущем году. А потом буду несколько лет работать в Индии. Мама определила меня в больницу Аттар Прадеш, у нее там есть связи. Она сама родилась в Лакнау, и Бен тоже, насколько ты знаешь, — сказала Рани.

— Да, он часто говорил, что хочет поехать посмотреть Индию. И Японию тоже. Он туда так и не съездил? — спросила Эран.

— Нет еще, но я уверена, Бен съездит, ведь он так много путешествует. А ты? Тебе ведь тоже так хотелось посмотреть мир, — сказала Рани.

— Да. Но после нашего разрыва жизнь переменилась. Я была во Франции. Думаю, на медовый месяц мы поедем в Сант-Тропез, — ответила Эран.

— Отлично. А потом? — Рани оживилась.

— Я хочу иметь настоящую семью. Сейчас я работаю для фирмы по производству ирландских сыров, я представляю здесь их интересы. Но когда у меня появятся дети, я оставлю работу, — заявила Эран.

— Ты тогда пожалеешь. Никогда не покидай работу! — воскликнула Рани.

— Но дети, они… Да ничего! Мы никогда не сойдемся в этом вопросе. Послушай. Рани, мне сейчас надо идти, но мне бы как-нибудь хотелось с тобой пообедать. Я так ужасно себя чувствую из-за того, что так долго тебя не видела. Я хочу снова встретиться с вами. Когда тебе удобно? Может, в следующую субботу? Тогда мы снова поболтаем, — предложила Эран.

Эран не надеялась, что Рани согласится на это после нескольких лет обидного молчания со стороны самой Эран. Но девушка кивнула:

— Хорошо. Я свободна в следующую субботу. Было бы здорово!

Они дружески расстались, и Эран пошла домой с чувством долгожданной радости и облегчения. Со стороны Рани было так мило забыть плохое поведение Эран, даже несмотря на их абсолютно разный взгляд на многие вещи, и будет приятно продолжить старую дружбу. Только нельзя будет рассказывать о Рианне. Будет не только несправедливо потребовать держать это в секрете — Рани просто шокирует даже само существование девочки. Рани любила детей, но это была слишком поверхностная и безответственная любовь.

Всего четыре концерта: стадион Фалкнер в Копенгагене, Ледовый стадион в Стокгольме, Скандинавиум в Копенгагене и Драмменшаллен в Осло. По два дня на каждый, значит, всего восемь дней. В таком коротком турне нельзя было допустить ни единой ошибки, ни одного промаха, иначе результаты были бы разрушительны. Бен все сделал верно, и триумф был фантастическим. Интервью тоже были прекрасными, для радио, телевидения и печатных средств массовой информации было дано девятнадцать релизов — за восемь-то дней! Фирма «Шваб» сделала большие деньги. Но организация концертов тоже стоила немало, а человеческая сторона дела компанию просто не волновала. Турне были для них не больше чем средством для успешных продаж записей за рубежом. Так что, если Бену Хейли нравилось ездить в турне, пусть себе выступает.

Когда контракт закончится, Бена меньше всего интересовало, что думают представители компании «Шваб», но его радовало теплое отношение своих фанатов. Он думал именно о них, когда писал музыку, сидя один в своей кенсингтонской квартире. Именно они помогали ему пройти через разногласия с Кельвином, через изматывающие репетиции, проверки звука, интервью, перелеты из одного города в другой. Фанаты, которые приходили посмотреть на него, экономили деньги, чтобы попасть на его концерт, ехали Бог знает откуда, стояли в очередях за билетами, голодали, мокли под дождем, писали ему письма, бросали ему цветы, дорожили его автографами. Большинство его фанатов были обыкновенными людьми с маленькими зарплатами в скучных офисах, на фабриках, в больницах. Бен знал, что это было его делом — нести свет в их жизни, как только он мог, и он должен был стараться изо всех сил. Им всегда было хорошо вместе.

Но это было не всегда просто. Кто мог винить его, если он в конце концов попадал в руки прекрасных красоток, любил выпить и покутить? Теперь водка была его большим пристрастием, чем секс, — после того, как СПИД стал болезнью века, а безопасный секс не радовал Бена вовсе. Однако с некоторыми его девушками можно было просто поболтать и не чувствовать себя так одиноко в чужих городах, которые у него не было даже возможности как следует посмотреть. Они отвлекали Бена от проблем с фирмой «Шваб», а водка давала гарантию того, что он сможет забыться и заснуть. Как и всегда, Кевин Росс старался по мере сил оградить Бена от этого, но он сам был не меньшим ипохондриком.

Кевин вел затворнический образ жизни: ни секса, ни тусовок, ни табака, ни солнца. Как он пытался расслабляться, было тайной, но у него это явно не получалось. Здоровье Кевина было из рук вон плохо, он пребывал в постоянном напряжении. Бен веселился хотя бы как-то, в то время как Кэвин не расслаблялся вообще. Даже если Бен рано начал пить, он мог сказать, что хоть немного пожил. А на самом деле — много и ярко!

Эран тоже была против водки, хотя и не так сильно, как Кевин. Что бы она сказала, если бы увидела Бена сейчас, в этом чертовом отеле в Готенбурге, пьющего водку в одиночестве в три часа утра? Наверное, ничего! Рани сказала, что Эран помолвлена с каким-то французом. Французом, подарившим ей бриллиантовое кольцо и собирающимся жениться на ней в августе. Он будет главой семьи, которую Эран так хотела иметь. Глядя в опустевший стакан, Бен понял, как ему горько об этом думать.

Теперь Бен понимал, почему люди хотели жить семьями. У него не было семьи, да он и сам ее не хотел, но понимал, чем это привлекало других. Семья накладывала определенные рамки и границы, и каким же эгоистичным становился человек, если ему было не о ком заботиться, кроме себя самого, и как тошно было снова вернуться в пустую квартиру. Большую и роскошную, но пустую. Даже если привести домой девушку, она вряд ли захочет слушать о его многочисленных разочарованиях, заботиться о нем, если он будет усталым, обеспокоенным или в депрессии.

Был ли Бен в депрессии? Глядя на свою водку, он подумал, что это так. На него это было совсем не похоже. После успешных гастролей он обычно бывал в приподнятом настроении, кутил и праздновал с друзьями. Может, он слишком устал, ему просто надо отдохнуть?

Перерыв? Это невозможно, столько еще надо работать, пока не закончится его контракт с фирмой «Шваб». Но Эмери Чим говорил о том, чтобы Бен взял перерыв на лето, и Бен улыбнулся, подумав о человеке, который стал ему таким замечательным другом. Эмери, скорее всего, станет его менеджером после того, как уйдет на пенсию из «Чим Марин» в свои шестьдесят лет на будущий год. Это были немного странные отношения, но он доверял Эмери, уважал его деловую хватку и глубокую любовь к музыке. Как и Эран Кэмпион, он предвидел будущее, обсуждал его, у него было много отличных идей, умных планов… и он понимал Бена, как его никогда не понимал собственный отец. Бен стал его протеже, между ними было доверие и взаимопонимание.