Тень и Коготь - Джин Вулф

– Черное носят могильщики. Ты тоже хоронишь людей? Когда хоронили навигатора, за ним следом ехали черные повозки, шли люди в черных одеждах. Тебе доводилось бывать на таких похоронах?

Я присел перед нею на корточки, чтоб проще было смотреть в ее серьезное, без тени улыбки личико.

– Нет, госпожа, на похороны одежд цвета сажи не надевают, опасаясь быть принятыми за моих собратьев по гильдии и, весьма вероятно, запятнать репутацию умершего. А вот эта шаль… взгляни, какая красивая. Ты ведь о ней говорила? Отчего же такая находка – к несчастью?

Девочка закивала.

– Такие вещи остаются на полу после прихода хлыстов. Их положено пропихивать под дверь, сквозь щель у порога, не то они вернутся за потерянным.

Взгляд ее скользнул по шраму, пересекавшему мою правую щеку.

Я коснулся щеки.

– Хлысты… те самые, кто это сделал? Кто они? Я видел зеленое лицо в темноте…

– Я тоже. – В смехе девочки послышался перезвон колокольчиков. – Я думала, оно меня съест.

– Но вспоминать о нем тебе, кажется, ничуть не страшно?

– Мама говорит: что видишь в темноте – пустяки, оно почти всякий раз разное. А вот хлысты бьют больно, и потому она меня за спиной держит, между нею самой и стенкой. Твой друг просыпается. Отчего у тебя вид такой чудной?

(Мне вспомнилось, как мы дружно хохочем – трое юношей и еще две девицы, примерно мои ровесницы. Гибер подает мне плеть из витой медной проволоки на увесистой рукояти, Лолиан готовит к забаве жар-птицу, которую собирался вертеть на длинном шнуре…)

– Севериан! – окликнул меня Иона.

Я поспешил к нему.

– Как хорошо, что ты здесь, – сказал он после того, как я присел рядом. – Мне уж подумалось… будто ты ушел.

– Отсюда не так-то просто уйти, если ты вдруг позабыл.

– Да, да… теперь вспоминаю. А знаешь, Севериан, как называется это место? Мне вчера рассказали. Аванзала… хотя тебе это, вижу, уже известно.

– Нет.

– Но ты же кивнул.

– Я вспомнил название, как только ты произнес его, и сразу понял: да, так и есть. Я… то есть Текла, похоже, бывала здесь. И никогда не считала это подземелье странным местом для устройства тюрьмы – надо полагать, оттого, что других тюрем не видела, пока не очутилась в нашей башне, – но вот меня оно здорово удивляет. Одиночные камеры или хотя бы несколько обособленных помещений, на мой взгляд, намного практичнее… однако, может быть, все это лишь предрассудки.

Иона уперся руками в пол, приподнялся и сел, привалившись спиной к стене. Смуглое от загара, лицо его побледнело, заблестело от пота.

– Ты разве не понимаешь, каким образом все это устроили? Погляди вокруг.

Оглядевшись, я не увидел вокруг ничего нового. Просторное помещение, тусклые светильники в потолке…

– Все это были апартаменты, а то и не одни. Апартаменты из нескольких комнат. Потом стены снесли, а поверх старых полов настелили новый, единообразный. А сверху – наверняка навесной фальш-потолок. Если приподнять одну из этих панелей, увидишь за ним прежний, первоначальный.

Я поднялся во весь рост и попробовал подтолкнуть кверху одну из прямоугольных панелей. Достать до нее я достал, однако для хорошего толчка мне не хватило роста. Тогда все та же девочка, наблюдавшая за нами с расстояния в десяток шагов и, несомненно, вслушивавшаяся в каждое слово, сказала:

– Подними меня, а я подниму панель.

С этим она подбежала к нам. Приподняв ее, я убедился, что, обхватив ладонями тонкую талию, без труда подниму ребенка и над головой. Две-три секунды ее крохотные ручонки трудились над прямоугольником потолочной панели, и наконец панель подалась, обрушив на нас целую лавину пыли. Над панелью оказалась решетка из тонких металлических прутьев, а за ними виднелся сводчатый потолок, богато украшенный лепниной и изрядно облупленной росписью с изображением птиц в облаках. Тут руки девчонки ослабли, панель, снова обдав нас пылью, опустилась на место, и смотреть стало не на что.

Целой и невредимой опустив девочку на пол, я вновь повернулся к Ионе.

– Ты прав. Там, над этим потолком, есть еще один, старый, для помещения куда меньшего. Но как ты об этом узнал?

– Просто поговорив с этими людьми накануне.

Подняв руки – стальную ладонь и ладонь из плоти и крови, – он сделал вид, будто протирает глаза.

– Спровадь девочку прочь, ладно?

Я велел девчонке возвращаться к матери, но, подозреваю, она попросту пересекла помещение поперек, а после в обход, вдоль стенки, вернулась назад, чтобы не упустить ни слова.

– Такое ощущение, будто я просыпаюсь, – сказал Иона. – Кажется, вчера я говорил, что опасаюсь лишиться рассудка. Так вот, сейчас я, наоборот, прихожу в разум, а это нисколько не лучше и даже хуже.

До этого он сидел поверх холщового тюфяка, на котором спал, теперь же обмяк, привалившись к стене в той же позе, в какой мне однажды попался на глаза сидящий спиною к дереву труп.

– На борту корабля я обычно читал, – продолжал он. – И как-то раз прочел одну историю… впрочем, тебе о ней вряд ли что-либо известно – ведь сколько хилиад с тех пор минуло…

– Очевидно, да, – согласился я.

– История та совершенно не походила на то, что здесь происходит, но… сколько же общего! Куча пустячных курьезных обычаев и обыкновений, причем некоторые на поверку не так уж пустячны. Странные традиции, странные законы… словом, я попросил корабль подобрать мне еще что-либо подобное.

На лбу его до сих пор поблескивали капельки пота, и я, решив, что он заговаривается, отер лоб Ионы лоскутом фланели, который носил с собой для ухода за клинком меча.

– Наследные правители, наследные подданные, чиновники самых невообразимых мастей. Копейщики с длинными седыми усами. – На губах Ионы мелькнула тень прежней ироничной улыбки. – «Белый Конь едет вниз по кочерге. Того и гляди упадет», – говорилось в записной книжке Короля.

В дальнем углу подземелья, у дверей, поднялась суматоха. Спавшие либо негромко беседовавшие меж собой заключенные один за другим поднимались и шли туда. Очевидно, решив, что и я направлюсь следом за всеми, Иона стиснул мое плечо пальцами левой руки, показавшейся мне слабой, как женская.

– Но исходно все было совсем иначе. – В его дрожащем голосе зазвучали стальные нотки. – Король, Севериан, избирался на Марсовом Поле и своей волей возводил подданных в графское достоинство. То были так называемые Темные века. Лишь вольный житель Ломбардии мог стать бароном.

– Еду принесли! – сообщила возникшая рядом словно из ниоткуда девочка, которую я поднимал к потолку. – Вы идете?

– Пойду, раздобуду чего-нибудь на нашу долю, – сказал я, поднимаясь на ноги. – Может, после еды тебе станет получше.

– За долгое время все это слишком прочно въелось в умы, – сказал Иона мне вслед. – Люди не знают, что…