Тень и Коготь - Джин Вулф

– Не по душе мне, отец, докучать тебе, когда ты столь глубоко погружен в занятия, но мое сердце чрезвычайно встревожено, причем уже не первый день. Молю тебя ради любви ко мне стерпеть сие вторжение и посоветовать, как разрешить мои трудности.

Тут книжник наконец осмелился обернуться, а обернувшись, увидел перед собою юношу – осанкой гордого, в плечах широкого, сложением крепкого. В твердо сжатых губах его чувствовалась властность натуры, взор был исполнен разума, а волевой подбородок свидетельствовал о недюжинной храбрости. На челе юноши сиял венец, незримый для глаз, но видимый даже слепому – тот самый бесценный венец, что превращает храбрецов в паладинов, а слабым придает мужества.

– Сын мой, – сказал ученый книжник, – не бойся обеспокоить меня ни сейчас, ни когда-либо в будущем, ибо не существует под сводом Небес того, что мне хотелось бы видеть чаще лица твоего. Что тебя беспокоит?

– Отец, – отвечал юноша, – вот уже много ночей кряду мой сон прерывают горестные вопли женщин, а нередко я вижу их, зеленой вереницей, подобно змее, привлекаемой игрой на свирели, тянущимися вдоль склона утеса под нашим городом к бухте. Случается, сон позволяет мне подойти ближе, и тогда я вижу, что вереницу ту составляют девы одна другой краше и что на ходу они плачут, стонут, колеблются, словно молодые ростки пшеницы под воющим ветром. Что бы мог значить сей сон?

– Сын мой, – заговорил ученый, – пришло время рассказать тебе обо всем, что я скрывал от тебя до сих пор, опасаясь, как бы пыл юности прежде срока не подтолкнул тебя к слишком опрометчивому поступку. Знай: город наш терпит притеснения от великана, и тот каждый год требует присылать к себе прекраснейших из его дочерей – именно это и явлено тебе в сновидениях.

Услышав это, юноша гневно сверкнул глазами и требовательно спросил:

– Кто этот великан, каков с виду и где обитает?

– Имя его никому из людей не известно, ибо никто из людей не может подойти к нему столь близко, чтобы спросить о том. Обликом он «навискапут» – то есть, на взгляд человека, схож с кораблем, палуба коего, в действительности служащая ему плечами, увенчана единственной башней, служащей ему головою с единственным глазом во лбу. Однако тело его пребывает в глубинах морских, среди акул и скатов, руки длиннее самых высоких мачт, а ноги, подобно сваям, достигают морского дна. Гавань его на острове к западу отсюда, где пролив о множестве излучин и рукавов, то разделяясь, то снова сливаясь в единое русло, далеко врезается в сушу. На острове том – так гласит мной изученное – держит он в неволе Кукурузных Дев, сам же стоит среди них на якоре, неустанно обращая взор то вправо, то влево и тешась их отчаянием.

Отправился тогда юноша в город, призвал прочих юношей оплота магов стать ему спутниками и товарищами, а от носивших многокрасочные капюшоны потребовал прочный корабль и все лето вместе с собранными им юношами снаряжал тот корабль, оснащал борта мощнейшей артиллерией, сотню раз поднимал и спускал паруса и палил из орудий, пока корабль не стал послушен его руке, словно кобыла чистых кровей – руке всадника. Из сострадания к Кукурузным Девам корабль окрестили «Страною Дев».

И вот наконец, когда с сикомор посыпалось золото листьев (ведь даже золото, изготовленное магами, рано ли, поздно рассыпается в прах, сокрушенное руками людей) и над островерхими башнями потянулись к югу стаи серых гусей, а за ними с криками понеслись вдаль скопы и орлы-ягнятники, юноши подняли якорь. Многое выпало на их долю в долгом плавании, пока они следовали путями китов к острову великана, однако сейчас рассказывать обо всем этом не время. После множества приключений впередсмотрящие увидели на горизонте россыпи рыжевато-бурых холмов, усеянных зелеными пятнышками. Стоило им, защитив глаза ладонями, приглядеться внимательнее, зеленые пятнышки начали неуклонно расти, сливаться друг с другом, и юноша, воплощенный ученым книжником из сновидений, понял: да, это в самом деле остров ужасного великана, а к берегу, завидев его парус, отовсюду спешат Кукурузные Девы.

Изготовив к стрельбе огромные пушки, подняв на мачтах желтые с черным знамена города магов, подходили они все ближе и ближе, пока, опасаясь мелей, не свернули и не взяли курс вдоль берега. Кукурузные Девы последовали за кораблем, по пути привлекая к себе все больше и больше сестер по несчастью, пока, будто кукурузные всходы, не покрыли всю землю сплошным зеленым ковром. Однако юноша, не забывший, что ему было сказано, знал: среди них, Кукурузных Дев, и живет великан.

В плавании вдоль берега прошло около половины дня, а затем, обогнув мыс, юноши увидели, что в глубину суши от берега до самого горизонта тянется глубокий пролив, петляющий меж холмов. У входа в пролив возвышался беломраморный купол, окруженный садами. Здесь юноша отдал товарищам приказ бросить якорь и сошел на берег.

Едва он ступил на землю острова, навстречу ему вышла девица необычайной красы – лицом смуглая, волосом черная, взором ясная. Склонился перед ней юноша и сказал:

– Царевна, а может, царица, я вижу, ты – не из Кукурузных Дев. Их платья зелены, твое же черно, словно мех соболя. Хотя, будь на тебе зеленый наряд, я все равно узнал бы, кто ты, ибо во взгляде твоем нет печали, а свет, исходящий из глаз – не свет Урд.

– Правда твоя, – отвечала царевна, – ведь я – Ноктуа, дочь самой Ночи и дочь того, кого ты пришел лишить жизни.

– Тогда друзьями мы с тобой, Ноктуа, стать не можем, но давай не будем и враждовать, – сказал юноша.

Воплощенного из материи грез, его неизвестно отчего влекло к ней, а ее, чьи глаза лучились сиянием звезд, к нему, и царевна, раскинув в стороны руки, ответила так:

– Знай: мой отец взял мать силой, а меня держит здесь вопреки моему желанию, отчего я вскоре лишилась бы разума, если б она не приходила ко мне в конце каждого дня. Да, печали в моих глазах ты не видишь, но лишь потому, что таится она глубоко в моем сердце. Дабы обрести свободу, я охотно расскажу тебе, как вступить в бой с отцом и восторжествовать.

Все юноши великого города магов разом умолкли и собрались вокруг, послушать, что она скажет дальше.

– Для начала ты должен понять: русло пролива, рассекающего этот остров, вьется, кружит так, что его не нанести на карту. Блуждая в нем, ни в коем случае не поднимай парусов, но разожги топки, прежде чем двинуться дальше.

– Этого я не страшусь, – сказал юноша, воплощенный из сновидений. – Половина леса была повалена, чтоб наполнить дровами наши бункера, а вон те огромные колеса пройдут по этим водам поступью исполинов.

Услышав это, принцесса затрепетала.

– О, не поминай исполинов, ибо ты сам не знаешь, о чем говоришь. До вас сюда приходило такое множество кораблей, что топкое дно всех этих проливов белым-бело от человеческих черепов. У отца моего заведено позволять приплывающим с ним сразиться блуждать по протокам средь россыпей островков, пока не иссякнет топливо, сколько бы его ни было в бункерах, а после являться по их души ночью, видя мерцание их угасающих топок, тогда как самого его не разглядеть, и истреблять всех до одного.